Памяти моей матери Евгении Гинзбург
I. Приступ молодости
Всякий знает в центре Симферополя, среди его сумасшедших архитектурных
экспрессии, дерзкий в своей простоте, похожий на очиненный карандаш
небоскреб газеты "Русский Курьер". К началу нашего повествования, на исходе
довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего десятилетия
или в начале будущего (зависит от времени выхода книги) мы видим
издателя-редактора этой газеты 46-летнего Андрея Арсениевича Лучникова в его
личных апартаментах, на "верхотуре". Этим советским словечком холостяк
Лучников с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.
Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя, пытаясь
вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы отлететь от
своего 80-килограммового тела, но ничего не получалось, в голове вес время
прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные сообщения
из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли марксистские
племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда европейских
головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью, звонили
собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в набор
невразумительное: "по неопределенным сообщениям, поступающим из... "
Тут еще последовал совершенно неожиданный звонок личного характера:
отец Андрея Арсениевича просил его приехать и непременно сегодня.
Лучников понял, что медитации не получится, поднялся с ковра и стал
бриться, глядя, как солнце в соответствии с законами современной архитектуры
располагает утренние тени и полосы света по пейзажу Симфи.
Когда-то был ведь заштатный городишко, лежащий на унылых серых холмах,
но после экономического бума ранних сороковых Городская Управа объявила
Симферополь полем соревнования самых смелых архитекторов мира, и вот теперь
столица Крыма может поразить любое туристическое воображение.
Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми
автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал тогда активно "включаться"
на своем "питере-турбо", подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не
влетел в привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу,
привычно остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг
его обожгло непривычное: на что перекрестился? Привычной старой Церкви Всех
Святых в Земле Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на се
месте некая овальная сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок?
Совсем я зашорился со своей Идеей, со своей газетой, отца Леонида уже год не
посещал, крещусь на светофоры.
Эта его привычка класть кресты при виде православных маковок здорово
забавляла новых друзей в Москве, а самый умный друг Марлен Кузенков даже
увещевал его: Андрей, ведь ты почти марксист, но даже и не с марксистской, с
чисто экзистенциальной точки зрения смешно употреблять эти наивные символы.
Лучников в ответ только ухмылялся и всякий раз, увидев золотой крест в небе,
быстренько, как бы формально отмахивал знамение. Он-то как раз казнил себя
за формальность, за суетность своей жизни, за удаление от Храма, и вот
теперь ужаснулся тому, что перекрестился просто-напросто на светофор.
Мутная изжога, перегар газетной ночи, поднялась в душе. Симфи даже
ностальгии не оставляет на своей территории. Переключили свет, и через
минуту Лучников понял, что овальная, пронизанная светом сфера -- это и есть
теперь Церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших, последний шедевр
архитектора Уго Ван Плюса.
В. П. Аксёнов
ОСТРОВ КРЫМ
ПАМЯТИ МОЕЙ МАТЕРИ ЕВГЕНИИ ГИНЗБУРГ
I. Приступ молодости
Всякий знает в центре Симферополя, среди его сумасшедших архитектурных экспрессии, дерзкий в своей простоте, похожий на очинённый карандаш, небоскреб газеты «Русский Курьер». К началу нашего повествования, на исходе довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего десятилетия или в начале будущего (зависит от времени выхода книги) мы видим издателя-редактора этой газеты 46-летнего Андрея Арсениевича Лучникова в его личных апартаментах, на «верхотуре». Этим советским словечком холостяк Лучников с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.
Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя, пытаясь вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы отлететь от своего 80-килограммового тела, но ничего не получалось, в голове все время прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные сообщения из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли марксистские племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда европейских головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью, звонили собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в набор невразумительное: «по неопределенным сообщениям, поступающим из…»
Тут еще последовал совершенно неожиданный звонок личного характера: отец Андрея Арсениевича просил его приехать и непременно сегодня.
Лучников понял, что медитации не получится, поднялся с ковра и стал бриться, глядя, как солнце в соответствии с законами современной архитектуры располагает утренние тени и полосы света по пейзажу Симфи.
Когда-то был ведь заштатный городишко, лежащий на унылых серых холмах, но после экономического бума ранних сороковых Городская Управа объявила Симферополь полем соревнования самых смелых архитекторов мира, и вот теперь столица Крыма может поразить любое туристское воображение.
Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал тогда активно «включаться» на своем «Питере-турбо», подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не влетел в привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу, привычно остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг его обожгло непривычное: на что перекрестился? Привычной старой Церкви Всех Святых в Земле Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на ее месте некая овальная сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок? Соврем я зашорился со своей Идеей, со своей газетой, отца Леонида уже год не посещал, крещусь на светофоры.
Эта его привычка класть кресты при виде православных маковок здорово забавляла новых друзей в Москве, а самый умный друг Марлен Кузенков даже увещевал его: Андрей, ведь ты почти марксист, но даже и не с марксистской, с чисто экзистенциальной точки зрения смешно употреблять эти наивные символы. Лучников в ответ только ухмылялся и всякий раз, увидев золотой крест в небе, быстренько, как бы формально отмахивал знамение. Он-то как раз казнил себя за формальность, за суетность своей жизни, за удаление от Храма, и вот теперь ужаснулся тому, что перекрестился просто-напросто на светофор.
Мутная изжога, перегар газетной ночи, поднялась в душе. Симфи даже ностальгии не оставляет на своей территории. Переключили свет, и через минуту Лучников понял, что овальная, пронизанная светом сфера - это и есть теперь Церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших, последний шедевр архитектора Уго Ван Плюса.
Автомобильное стадо вместе с лучниковским «Питером» стало втягиваться в Подземный Узел, сплетение туннелей, огромную развязку, прокрутившись по которой, машины на большой скорости выскакивают в нужных местах Крымской системы фриуэев. По идее, подземное движение устроено так, что машины набирают все большую скорость и выносятся на горбы магистралей, держа стрелки, уже на второй половине спидометров. Однако идею эту с каждым годом осуществить становилось труднее, особенно во время уик-эндов. Скорость в устье туннеля была не столь высока, чтобы нельзя было прочесть аршинные буквы на бетонной стенке ворот. Этим пользовались молодежные организации столицы. Они спускали на канатах своих активистов, и те писали яркими красками лозунги их групп, рисовали символы и карикатуры. Зубры в Городской Думе требовали «обуздать мерзавцев», но либеральные силы, не без участия, конечно, лучниковской газеты, взяли верх, и с тех пор сорокаметровые бетонные стены на выездах из Узла, измазанные сверху донизу всеми красками спектра, считаются даже чем-то вроде достопримечательностей столицы, чуть ли не витринами островной демократии. Впрочем, в Крыму любая стенка - это витрина демократии.
Сейчас, выкатываясь из Восточных ворот, Лучников с усмешкой наблюдал за трудом юного энтузиаста, который висел паучком на середине стены и завершал огромный лозунг КОММУНИЗМ - СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, перекрывая красной краской многоцветные откровения вчерашнего дня. На заду паренька на выцветших джинсах красовался сверкающий знак «Серп и Молот». Временами он бросал вниз, в автомобильную реку, какие-то пакетики-хлопушки, которые взрывались в воздухе, опадая агитационным конфетти.
Лучников посмотрел по сторонам. Большинство водителей и пассажиров не обращали на энтузиаста никакого внимания, только через два ряда слева из «каравана-Фольксвагена» махали платками и делали снимки явно хмельные британские туристы, да справа рядом в роскошном сверкающем «Руссо-Балте» хмурил брови пожилой врэвакуант.
Вылощенный, полный собственного достоинства «мастодонт» чуть повернул голову назад и что-то сказал своим пассажирам. Две «мастодонтихи» поднялись из мягчайших кожаных глубин «Руссо-Балта» и посмотрели в окно. Пожилая дама и молодая, обе красавицы, не без интереса, прищуренными глазами взирали - но не на паучка в небе, - на Лучникова. Белогвардейская сволочь. Наверное, узнали: позавчера я был на TV. Впрочем, все врэвакуанты так или иначе знают друг друга. Должно быть, эти две сучки сейчас обсуждают, где они меня могли встретить - на вторниках у Беклемишевых, или на четвергах у Оболенских, или на пятницах у Нессельроде…
Стекла в «Руссо-Балте» поползли вниз.
Здравствуйте, Андрей Арсениевич!
Медам! - восторженно приветствовал попутчиц Лучников. - Исключительно рад! Вы замечательно выглядите! Едете для гольфа? Между прочим, как здоровье генерала?
Любого врэвакуанта можно смело спрашивать «между прочим, как здоровье генерала»: у каждого из них есть какой-нибудь одряхлевший генерал в родственниках.
Вы, должно быть, не узнали нас, Андрей Арсениевич, - мягко сказала пожилая красавица, а молодая улыбнулась. - Мы Нессельроде.
Помилуйте, как я мог вас не узнать, - продолжал ёрничать Лучников. - Мы встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских, на пятницах у Нессельроде…
Мы сами Нессельроде! - сказала пожилая красавица. - Это Лидочка Нессельроде, а я Варвара Александровна.
Понимаю, понимаю, - закивал Лучников. - Вы Нессельроде, и мы, конечно же, встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских, на пятницах у Нессельроде, не так ли?
Диалог в стиле Ионеско, - сказала молодая Лидочка. Обе дамы очаровательно оскалились.
«Что это они так любезны со мной? Я им хамлю, а они не перестают улыбаться. Ах да, ведь в этом сезоне я жених. Левые взгляды не в счет, главное - я сейчас „жених из врэвакуантов. В наше время, милочка, это не так уж часто встретишь“».
Вы, должно быть, сейчас припустите на своем «Турбо»? - спросила Лидочка Александровна.
Йеп, мэм, - американский ответ Лучникова прозвучал весьма подозрительно для ушей русских дам.
Наш папочка предпочитает «Руссо-Балт», а значит, плавное, размеренное движение, не лишенное, однако, стремительности. - Лидочка Александровна пыталась удержаться в «стиле Ионеско».
Это сразу видно, - сказал Лучников.
Почему? - спросила Варвара Александровна. - Потому что он ваш политический оппонент?
«Он, оказывается, мой политический оппонент!»
Нет, сударыня, я сразу понял, что ваш папочка предпочитает «Руссо-Балт», когда я увидел его за рулем «Руссо-Балта».
Господин Нессельроде повернул голову и что-то сказал.
Михал Михалыч интересуется - как здоровье Арсения Николаевича? - Именно в таком виде Варвара Александровна вынесла на поверхность высказывание супруга.
Василий Павлович Аксенов
«Остров Крым»
Случайный выстрел из корабельного орудия, сделанный английским лейтенантом Бейли-Лендом, предотвратил захват Крыма частями Красной Армии в 1920 г. И теперь, в годы правления Брежнева, Крым превратился в процветающее демократическое государство. Русский капитализм доказал своё превосходство над советским социализмом. Поражают воображение ультрасовременный Симферополь, стильная Феодосия, небоскрёбы международных компаний Севастополя, сногсшибательные виллы Евпатории и Гурзуфа, минареты и бани Бахчисарая, американизированные Джанкой и Керчь.
Но среди жителей острова Крым распространяется идея партии СОС (Союза Общей Судьбы) — слияния с Советским Союзом. Лидер партии — влиятельный политик, редактор газеты «Русский Курьер» Андрей Арсениевич Лучников. Его отец во время гражданской воевал в рядах русской армии, стал предводителем дворянства феодосийской губернии и живёт теперь в своём имении в Коктебеле. В Союз Общей Судьбы входят одноклассники Лучникова по Третьей Симферопольской гимназии Царя-Освободителя — Новосильцев, Деникин, Чернок, Беклемишев, Нулин, Каретников, Сабашников и др.
Андрей Лучников часто бывает в Москве, где у него много друзей и есть любовница — спортивный комментатор программы «Время» Татьяна Лунина. Его московские связи вызывают ненависть у членов «Волчьей Сотни», которая пытается организовать покушение на Лучникова. Но за его безопасностью следит одноклассник, полковник Александр Чернок, командир крымского спецподразделения «Эр-Форсиз».
Лучников приезжает в Москву. В Шереметьеве его встречает Марлен Михайлович Кузенков — работник ЦК КПСС, «курирующий» остров Крым. От него Лучников узнает, что советские власти довольны курсом на воссоединение с СССР, который проводит его газета и организованная им партия.
Оказавшись в Москве, Лучников скрывается от «ведущих» его сотрудников госбезопасности. Ему удаётся незаметно выехать из Москвы с рок-группой своего друга Дима Шебеко и осуществить давнюю мечту: самостоятельное путешествие по России. Он восхищён людьми, с которыми знакомится в провинции. Известный нарушитель границ Бен-Иван, доморощенный эзотерик, помогает ему выбраться в Европу. Вернувшись на остров Крым, Лучников решает во что бы то ни стало осуществить свою идею слияния острова с исторической родиной.
КГБ вербует Татьяну Лунину и поручает ей слежку за Лучниковым. Татьяна приезжает в Ялту и, неожиданно для себя, становится случайной любовницей старого американского миллионера Фреда Бакстера. После ночи, проведённой на его яхте, Татьяну похищают «волчесотенцы». Но ребята полковника Чернока освобождают её и доставляют к Лучникову.
Татьяна живёт с Лучниковым в его роскошной квартире в симферопольском небоскрёбе. Но она чувствует, что её любовь к Андрею прошла. Татьяну раздражает его одержимость абстрактной идеей Общей Судьбы, в жертву которой он готов принести цветущий остров. Она порывает с Лучниковым и уезжает с влюблённым в неё миллионером Бакстером.
Сын Андрея Лучникова, Антон, женится на американке Памеле; со дня на день молодые ждут ребёнка. В это время Советское правительство «идёт навстречу» обращению Союза Общей Судьбы и начинает военную операцию по присоединению Крыма к СССР. Гибнут люди, разрушается налаженная жизнь. Гибнет новая возлюбленная Лучникова Кристина Парслей. До Андрея доходят слухи, что погиб и его отец. Лучников знает, что стал дедом, но ему неизвестна судьба Антона и его семьи. Он видит, к чему привела его безумная идея.
Антон Лучников с женой и новорождённым сыном Арсением спасаются на катере с захваченного острова. Катер ведёт эзотерик Бен-Иван. Советские лётчики получают приказ уничтожить катер, но, видя молодых людей и младенца, «шмаляют» ракету в сторону.
Андрей Лучников приезжает во Владимирский собор в Херсонесе. Хороня Кристину Парслей, он видит на кладбище у собора могилу Татьяны Луниной. Настоятель собора читает Евангелие, и Лучников спрашивает в отчаянии: «Почему сказано, что соблазны надобны Ему, но горе тем, через кого пройдёт соблазн? Как бежать нам этих тупиков?..»
За собором святого Владимира над захваченным островом Крым взлетает праздничный фейерверк.
В 1920 году белогвардейские отряды, полностью измотанные во время Гражданской войны, заняли остров Крым, как последний оплот. Большевики уверенно начинают наступление по льду Керченского пролива: противнику уходить некуда. Но случайный выстрел с английского судна, стоящего в Черном море, превратил ледовый мост в ловушку для красноармейцев. Момент был упущен из-за поднявшейся паники и белые успевают собраться настолько, что остров стал неприступной крепостью. Лейтенант Бейли-Ленд сорвал его захват. Крым остался независимым. Он относительно благополучно пережил Вторую мировую войну, сохранив полный нейтралитет.
Теперь Советским Союзом руководит товарищ Брежнев. А Крым тем временем стал символом превосходства русского капитализма благодаря поддержке европейских держав. Здесь есть собственная армия, промышленность поднята на невероятную высоту, сервис на курортах острова не уступает европейскому, являясь источником колоссальных доходов.
Но Андрей Лучников - главный редактор газеты "Русский курьер", дворянин, один из самых влиятельных политиков - является пропагандистом популярного движения "Союз Общей Судьбы" (СОС). Его конечная цель - слияние Крыма с Советским союзом. В образованную Лучниковым партию вошли его ближайшие друзья, с которыми он учился в Третьей Симферопольской гимназии Царя-Освободителя - Деникин, Каретников, Новосильцев, Нулин и другие одноклассники. На выборах в Думу СОС одержала уверенную победу.
Действия Андрея противоречат идеям "Волчьей сотни". На него организовывается покушение, но командир спецподразделения "Эр-Форсиз" организует охрану крымского лидера.
По роду службы Лучников - частый гость в столице СССР. Там у него достаточно друзей, есть любовница. Именно ее и вербует КГБ для слежки за Андреем. Тем временем он ухитряется со знакомым рок-музыкантом скрыться от наблюдения и отправляется путешествовать по стране, затем по Европе. Его привели в восторг встречи с простыми, открытыми людьми. Лидер СОС по-прежнему намерен добиться воссоединения целостности Союза.
Любовница Татьяна Лунина приезжает на остров. Ей совершенно не нравится идея присоединения Крыма к СССР и после ее похищения, организованного черносотенцами, она разрывает все отношения и эмигрирует с американским миллионером. Антон Лучников, сын Андрея, женат на американке, они ждут ребенка.
Партия СОС тем временем официально обратилась к правительству Советского Союза с просьбой о включении Крыма в состав страны. На остров входят регулярные войска, и начинается военная операция по присоединению. Цветущий уголок превратился в ад. Вся налаженная жизнь маленького государства рухнула, повсюду гибнут его граждане.
Лучников, потеряв почти всех своих близких людей, понимает, что совершил фатальную ошибку, лишив Крым независимости. Он хоронит свою последнюю любовь Парслей и видит рядом могилу Луниной. Во время отпевания усопших, Андрей в полном отчаянии пытается найти ответы на свои вопросы о случившемся.
А тем временем начинается праздничный салют: Крым присоединен к Советскому Союзу. Страна ликует.
«Остров Крым» — роман В.П. Аксенова. Впервые опубликован в США в 1981 г. Роман создавался в 1977—1979 гг. Идейно и тематически к нему примыкает другой роман того же писателя «Ожог» (1968-1975 гг.), напечатанный в том же издательстве годом ранее. Романы были опубликованы вскоре после эмиграции писателя в США. В России впервые был опубликован в журнале «Юность» (1990, № 1 —5). Первое издание в полной авторской редакции — в Москве в 1997 г.
В подзаголовке последнего издания стоит обозначение «боевик», но в действительности роман «Остров Крым» Аксенова представляет собой сложный жанрово-стилистический синтез, который связал воедино утопию, антиутопию, политический роман-памфлет, детектив, американский вестерн с элементами эротики и сатиры.
Действие происходит в 70-е гг. в свободной зоне Восточного Средиземноморья — в государстве Крым, созданном в результате поражения Красной Армии в 1920 г. В итоге многолетнего параллельного сосуществования Крым стал процветающим, правда, полупризнанным в мире государством с развитой экономикой и многопартийной демократической системой, Россия же превратилась в загнивающего бюрократического монстра, в государство, пропитанное постсталинистской психологией и беспросветной чиновничьей тупостью. Таким образом, Аксенов смоделировал альтернативную историю: что было бы, если бы история пошла иным путем. В этом случае и Россию не миновала бы участь многих других стран, расколовшихся на части с капиталистическим и социалистическим секторами — Германия, Корея, Китай, Вьетнам и др.
Осознавая ненормальность двойственного пути, по которому развивалась Россия, главный герой романа издатель влиятельной газеты Андрей Лучников создает организацию Союз Обшей Судьбы (СОС). Он один из немногих, кто верит в необходимость воссоединения. Понимая опасность уничтожения демократии, он верит в важность сохранения национального единства, но главное, в историческую миссию Крыма — завершить процесс разложения и окончательного развала коммунистического государства.
Лучниковым движет любовь к подлинной России, свободной от национализма и сепаратизма правых, от политических распрей, коммунистической деспотии. Но идея Общей Судьбы, синоним «третьего пути» в истории, оказывается неосуществимой утопией, она терпит крах, а поиски главным героем выхода из тупика приобретают трагический характер. Альтернатива истории «нейтрализуется», история возвращается к своей закономерной и печальной неизбежности. Остров Крым перестает существовать, раздавленный советским колоссом.
Роман «Остров Крым» Аксенова прочитывается не только как полуфантастическое повествование о «курьезном политико-историческо-географическом понятии», но и как развернутая метафора несостоявшегося индивидуального, авторского и общественного идеала, понимаемого как слияние несоединимого: свободы и счастья, мечты и реальности, экономического процветания и подлинно национальной культуры, патриотизма и космополитизма, настоящего и будущего.
Острота многих вопросов романа придает ему характер яркого социально-политического памфлета. Изображая жизнь в СССР, Аксенов не только развенчивает лицемерие партийно-государственной верхушки, порочность нравов и психологии политиканов, но не упускает возможности поиронизировать над диссидентским движением с его беспомощностью и наивностью. Вместе с тем, при всей безысходности картины России 70-х гг., в романе сохраняется романтическая надежда на перемены к лучшему.
Важнейшая особенность аксеновской прозы в целом и этого романа в частности — интенсивный игровой момент, проявляющийся в стиле, в речи героев, в характерах. В игровом ключе раскрываются взаимоотношения друзей, любовников, изображены западные реалии, предметы быта и т.д. Жители Крыма «вревакуанты» говорят на «смеси татарщины и русятины» с сильной долей американизмов, язык яки — «среднее между якши и о’кей». Словесная ткань насыщена также вульгаризмами, скабрезностями, создавая особый «аксеновский» конгломерат романтики и грубоватой иронии. Аксенов использует элементы детектива и вестерна также с явным ироническим оттенком: мотивы покушения, сцены бегства, преследования, исчезновения.
Василий Павлович Аксенов
Остров Крым
Приступ молодости
Всякий знает в центре Симферополя среди его сумасшедших архитектурных экспрессий дерзкий в своей простоте, похожий на очиненный карандаш небоскреб газеты «Русский Курьер». К началу нашего повествования, на исходе довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего десятилетия или в начале будущего (зависит от времени выхода книги), мы видим издателя-редактора этой газеты, сорокашестилетнего Андрея Арсеньевича Лучникова в его личных апартаментах, на «верхотуре». Этим советским словечком холостяк Лучников с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.
Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя, пытаясь вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы отлететь от своего восьмидесятикилограммового тела, но ничего не получалось, в голове все время прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные сообщения из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли марксистские племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда европейских головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью, звонили собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в набор невразумительное: «По неопределенным сообщениям, поступающим из…»
Тут еще последовал совершенно неожиданный звонок личного характера: отец Андрея Арсеньевича просил его приехать, и непременно сегодня.
Лучников понял, что медитации не получится, поднялся с ковра и стал бриться, глядя, как солнце в соответствии с законами современной архитектуры располагает утренние тени и полосы света по пейзажу Симфи.
Когда-то был ведь заштатный городишко, лежащий на унылых серых холмах, но после экономического бума ранних сороковых Городская управа объявила Симферополь полем соревнования самых смелых архитекторов мира, и вот теперь столица Крыма может поразить любое туристское воображение.
Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал активно включаться на своем «Питере-турбо», подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не влетел в привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу, привычно остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг его обожгло непривычное: на что перекрестился? Привычной старой церкви Всех Святых в Земле Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на ее месте некая овальная сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок? Совсем я зашорился со своей «идеей», со своей газетой, отца Леонида уже год не посещал, крещусь на светофоры.
Эта его привычка класть кресты при виде православных маковок здорово забавляла новых друзей в Москве, а самый умный друг Марлен Кузенков даже увещевал его: Андрей, ведь ты почти марксист, но даже и не с марксистской, с чисто экзистенциальной точки зрения смешно употреблять эти наивные символы. Лучников в ответ только ухмылялся и всякий раз, увидев золотой крест в небе, быстренько, как бы формально, отмахивал знамение. Он-то как раз казнил себя за формальность, за суетность своей жизни, за удаление от Храма, и вот теперь ужаснулся тому, что перекрестился просто-напросто на светофор.
Мутная изжога, перегар газетной ночи, поднялась в душе. Симфи даже ностальгии не оставляет на своей территории. Переключили свет, и через минуту Лучников понял, что овальная, пронизанная светом сфера – это и есть теперь церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших, последний шедевр архитектора Уго ван Плюса.
Автомобильное стадо вместе с лучниковским «Питером» стало втягиваться в Подземный Узел, сплетение туннелей, огромную развязку, прокрутившись по которой машины на большой скорости выскакивают в нужных местах Крымской системы фривеев. По идее, подземное движение устроено так, что машины набирают все большую скорость и выносятся на горбы магистралей, держа стрелки уже на второй половине спидометров. Однако идею эту с каждым годом осуществить становилось труднее, особенно во время уик-эндов. Скорость в устье туннеля была не столь высока, чтобы нельзя было прочесть аршинные буквы на бетонной стенке ворот. Этим пользовались молодежные организации столицы. Они спускали на канатах своих активистов, и те писали яркими красками лозунги их групп, рисовали символы и карикатуры. Зубры в Городской Думе требовали «обуздать мерзавцев», но либеральные силы, не без участия, конечно, лучниковской газеты, взяли верх, и с тех пор сорокаметровые бетонные стены на выездах из Узла, измазанные сверху донизу всеми красками спектра, считаются даже чем-то вроде достопримечательностей столицы, чуть ли не витринами островной демократии. Впрочем, в Крыму любая стенка – это витрина демократии.
Сейчас, выкатываясь из Восточных ворот, Лучников с усмешкой наблюдал за трудом юного энтузиаста, который висел паучком на середине стены и завершал огромный лозунг «Коммунизм – светлое будущее всего человечества», перекрывая красной краской многоцветные откровения вчерашнего дня. На заду паренька на выцветших джинсах красовался сверкающий знак «серп и молот». Временами он бросал вниз, в автомобильную реку, какие-то пакетики-хлопушки, которые взрывались в воздухе, опадая агитационным конфетти.
Лучников посмотрел по сторонам. Большинство водителей и пассажиров не обращали на энтузиаста никакого внимания, только через два ряда слева из «Каравана-фольксвагена» махали платками и делали снимки явно хмельные британские туристы да справа рядом в роскошном сверкающем «Руссо-Балте» хмурил брови пожилой врэвакуант.
Вылощенный, полный собственного достоинства мастодонт чуть повернул голову назад и что-то сказал своим пассажирам. Две мастодонтихи поднялись из мягчайших кожаных глубин «Руссо-Балта» и посмотрели в окно. Пожилая дама и молодая, обе красавицы, не без интереса, прищуренными глазами взирали – но не на паучка в небе – на Лучникова. Белогвардейская сволочь. Наверное, узнали: позавчера я был на ТВ. Впрочем, все врэвакуанты так или иначе знают друг друга. Должно быть, эти две сучки сейчас обсуждают, где они меня могли встретить – на вторниках у Беклемишевых, или на четвергах у Оболенских, или на пятницах у Нессельроде… Стекла в «Руссо-Балте» поползли вниз.
– Здравствуйте, Андрей Арсеньевич!
– Медам! – восторженно приветствовал попутчиц Лучников. – Исключительно рад! Вы замечательно выглядите! Едете для гольфа? Между прочим, как здоровье генерала?
Любого врэвакуанта можно смело спрашивать «между прочим, как здоровье генерала»: у каждого из них есть какой-нибудь одряхлевший генерал в родственниках.
– Вы, должно быть, не узнали нас, Андрей Арсеньевич, – мягко сказала пожилая красавица, а молодая улыбнулась. – Мы Нессельроде.
– Помилуйте, как я мог вас не узнать, – продолжал ерничать Лучников. – Мы встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских, на пятницах у Нессельроде…
– Мы сами Нессельроде! – сказала пожилая красавица. – Это Лидочка Нессельроде, а я Варвара Александровна.
– Понимаю, понимаю, – закивал Лучников. – Вы Нессельроде, и мы, конечно же, встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских и на пятницах у Нессельроде, не так ли?
– Диалог в стиле Ионеско, – сказала молодая Лидочка.
Обе дамы очаровательно оскалились. «Что это они так любезны со мной? Я им хамлю, а они не перестают улыбаться. Ах да, ведь в этом сезоне я жених. Левые взгляды не в счет, главное – я сейчас „жених из врэвакуантов. В наше время, милочка, это не так уж часто встретишь“.
– Вы, должно быть, сейчас припустите на своем «турбо»? – спросила Лидочка.
– Иес, мэм, – американский ответ Лучникова прозвучал весьма подозрительно для ушей русских дам.
– Наш папочка предпочитает «Руссо-Балт», а значит, плавное, размеренное движение, не лишенное, однако, стремительности. – Лидочка Нессельроде пыталась удержаться в «стиле Ионеско».
