Появление оригинальной агиографической литературы было связано с общей политической борьбой Руси за утверждение своей религиозной самостоятельности, стремлением подчеркнуть, что Русская земля имеет собственных предстателей и ходатаев перед богом. Окружая личность князя ореолом святости, жития содействовали политическому упрочению основ феодального строя.
Образцом древнерусского княжеского жития является анонимное "Сказание о Борисе и Глебе", созданное, по-видимому, в конце XI – начале XII в. В основу "Сказания" положен исторический факт убийства Святополком своих младших братьев Бориса и Глеба в 1015 г. Когда в 40-х годах XI в. Ярослав добился канонизации византийской церковью убитых братьев, потребовалось создание специального произведения, которое бы прославило подвиг страстотерпцев и мстителя за их гибель Ярослава. На основе летописной повести в конце XI в. и было написано неизвестным автором "Сказание о Борисе и Глебе".
Автор "Сказания" сохраняет историческую конкретность, подробно излагая все перипетии, связанные со злодейским убийством Бориса и Глеба. Как и летопись, "Сказание" резко осуждает убийцу – "окаянного" Святополка и выступает против братоубийственных раздоров, отстаивая патриотическую идею единства "Русской великой страны".
Историзмом повествования "Сказание" выгодно отличается от византийских мартирий. Оно несет важную политическую идею родового старшинства в системе княжеского наследования. "Сказание" подчинено задаче укрепления феодального правопорядка, прославлению вассальной верности: Борис и Глеб не могут нарушить верности по отношению к старшему брату, который заменяет им отца. Борис отказывается от предложения своих дружинников силой захватить Киев. Глеб, предупрежденный сестрой Предславой о готовящемся убийстве, добровольно идет на смерть. Также прославляется подвиг вассальной верности слуги Бориса –отрока Георгия, который своим телом прикрывает князя.
"Сказание" не следует традиционной композиционной схеме жития, обычно описывавшего всю жизнь подвижника – от его рождения до смерти. Оно излагает лишь один эпизод из жизни своих героев – их злодейское убийство. Борис и Глеб изображаются идеальными христианскими героями-мучениками. Они добровольно принимают "мученический венец". Прославление этого христианского подвига выдержано в манере агиографической литературы. Автор уснащает повествование обильными монологами – плачами героев, их молитвословиями, которые служат средством выражения их благочестивых чувств. Монологи Бориса и Глеба нс лишены образности, драматизма и лиризма. Таков, например, плач Бориса по умершему отцу: "Увы мне, свете очию моею, сияние и заре лица моего, бръздо уности моее, наказание недоразумия моего! Увы мне, отче и господине мой! К кому прибегну! К кому възьрю? Къде ли насыщюся таковааго благааго учения и казания разума твоего? Увы мне, увы мне! Како заиде свете мой, не сушу ми ту!."
В этом монологе использованы риторические вопросы и восклицания, характерные для церковной ораторской прозы, и в то же время отразилась образность народного плача, что придает ему определенную лирическую тональность, позволяет ярче выразить чувство сыновней скорби.
Исполнено глубокого драматизма слезное обращение Глеба к своим убийцам: "Не пожънете мене, от жития не сьзърела! Не пожънете класа, не уже съзьревьша, нь млеко безълобия носяща! Не порежете лозы, не до коньца въздрастыша, а плод имуща!"
Благочестивые размышления, молитвы, плачи, которые вкладываются в уста Бориса и Глеба, служат средством раскрытия внутреннего мира героев, их психологического настроя.
Многие монологи герои произносят "на уме си помышляя", "глаголааше в сердци своем". Эти внутренние монологи – плод авторского воображения. В них переданы благочестивые чувства, помыслы идеальных героев. В монологи включены цитаты из Псалтыри, Паремийника.
Психологическое, состояние героев дается и в авторском описании. Так, покинутый дружиной Борис "...в тузе и печали удручьнъмь сърдцьмь и вълез в шатьр свои плакашеся съкрушенъм сърдцьмь, а душою радостъною, жалостьно глас испущааше". Здесь автор пытается показать, как в душе героя совмещаются два противоположных чувства: скорбь в связи с предчувствием гибели и радость, которую должен испытывать идеальный герой-мученик в ожидании мученического конца. Живая непосредственность проявления чувств постоянно сталкивается с этикетностью. Так, Глеб, увидев корабли в устье Смядыни, плывущие ему навстречу, с юношеской доверчивостью "възрадовася душею" "а сь целования чаяше от них прияти". Когда же в ладью Глеба стали прыгать злые убийцы с обнаженными, сверкающими, как вода, мечами, "абие вьсемь весла от руку испадоша, и вьси от страха амьртвеша". И теперь, поняв их злое намерение, Глеб со слезами, "утьрпая" телом, молит убийц: "Не дейте мене, братия моя милая и драгая! Не дейте мене, ничто же вы зъла сътворивъша! Не брезете (трогайте) мене, братие и господье, не брезете!" Здесь перед нами жизненная правда, которая затем совмещена с этикетной предсмертной молитвой, подобающей святому.
Борис и Глеб окружаются в "Сказании" ореолом святости. Этой цели служит нс только возвеличение и прославление христианских черт их характера, но и широкое использование религиозной фантастики в описании посмертных чудес. Этот типичный прием агиографической литературы автор "Сказания" применяет в заключительной части повествования. Этой же цели служит и похвала, которой заканчивается "Сказание". В похвале автор использует традиционные библейские сравнения, молитвенные обращения, прибегает к цитатам из книг "священного писания".
Пытается автор дать и обобщенную характеристику внешности героя. Она строится по принципу механического соединения различных положительных нравственных качеств. Такова характеристика Бориса: "Телъмь бяше красьн, высок, лицьмь круглъмъ, плечи велице, тънък в чресла, очима добраама, весел лицьмь, борода мала и ус, млад бо бе еще, светяся цесарьскы, крепък телъмь, всячьскы украшен, акы цвьт цвьтый в уности своей, в ратьх хъръбр, в съветех мудр, и разумън при вьсемъ, и благодать божия цвьтяаше на немь".
Героям христианской добродетели, идеальным князьям-мученикам в "Сказании" противопоставлен отрицательный персонаж – "окаянный" Святополк. Он одержим завистью, гордостью, властолюбием и лютой ненавистью к своим братьям. Причину этих отрицательных качеств Святополка автор "Сказания" видит в его происхождении: мать его была черницей, затем расстрижена и взята в жены Ярополком; после убийства Ярополка Владимиром она стала женой последнего, и Святополк произошел от двух отцов. Характеристика Святополка дана по принципу антитезы с характеристиками Бориса и Глеба. Он является носителем всех отрицательных человеческих качеств. При его изображении автор не жалеет черных красок. Святополк "окаянный", "треклятый", "второй Каин", мысли которого уловлены дьяволом, у него "прескверные уста", "злый глас". За совершенное преступление Святополк несет достойное наказание. Разбитый Ярославом, в паническом страхе бежит он с поля боя, "...раслабеша кости его, яко не мощи ни на кони седети. И несяхуть его на носилех". Ему постоянно слышится топот коней преследующего его Ярослава: "Побегнемы! Еще женуть! Ох мне! и не можааше тьрпети на единьмь месте". Так лаконично, но весьма выразительно автор сумел раскрыть психологическое состояние отрицательного героя. Святополк терпит законное возмездие: в пустыне "межю чехы и ляхы" он "испроврьже живот свой зъле". И если убитые им братья "в векы живут", являясь земли Русской "забралом" и "утверждением", и их тела оказываются нетленными и издают благоухание, то от могилы Святополка, которая есть "и до сего дьне", "исходить... смрад зълыи на показание чловеком".
Святополк противопоставляется не только "земным ангелам" и "небесным человекам" Борису и Глебу, но и идеальному земному правителю Ярославу, отомстившему за гибель братьев. Автор "Сказания" подчеркивает благочестие Ярослава, вкладывая в его уста молитву, якобы произнесенную князем перед боем со Святополком. Кроме того, битва со Святополком происходит на том самом месте, на реке Альте, где был убит Борис, и этот факт приобретает символическое значение. С победой Ярослава "Сказание" связывает прекращение крамолы ("И оттоле крамола преста в Русьстей земли" ), что подчеркивало его политическую злободневность.
Драматизм повествования, эмоциональность стиля изложения, политическая злободневность "Сказания" делали его весьма популярным в древнерусской письменности (оно дошло до нас в 170 списках). "Чтение о житии... Бориса и Глеба" Нестора. Пространное изложение материала с сохранением всех исторических подробностей делало "Сказание" непригодным для богослужебных целей. Специально для церковной службы в 80-е годы XI в. Нестор создал "Чтение о житии и о погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба" в соответствии с требованиями церковного канона. Опираясь на византийские образцы, он открывает "Чтение" обширным риторическим вступлением, которое приобретает публицистический характер, перекликаясь в этом отношении со "Словом о законе и благодати" Илариона.
Центральная часть "Чтения" посвящена агиобиографиям Бориса и Глеба. В отличие от "Сказания" Нестор опускает конкретные исторические подробности и придает своему рассказу обобщенный характер: мученическая смерть братьев – это торжество христианского смирения над дьявольской гордыней, которая ведет к вражде, междоусобной борьбе. Без всяких колебаний Борис и Глеб "с радостию" принимают мученическую смерть.
Завершается "Чтение" описанием многочисленных чудес, свидетельствующих о славе страстотерпцев, похвалой и молитвенным обращением к святым. Нестор сохранил основную политическую тенденцию "Сказания": осуждение братоубийственных распрей и признание необходимости младших князей беспрекословно повиноваться старшим в роде.
"Житие Феодосия Печерского"
Иной тип героя прославляет "Житие Феодосия Печерского", написанное Нестором. Феодосии – монах, один из основателей Киево-Печерского монастыря, посвятивший свою жизнь не только нравственному совершенствованию своей души, но и воспитанию монастырской братии и мирян, в том числе и князей.
Житие имеет характерную трехчастную композиционную структуру: авторское вступление-предисловие, центральная часть – повествование о деяниях героя и заключение. Основу повествовательной части составляет эпизод, связанный с деяниями не только главного героя, но и его сподвижников (Варлаама, Исайи, Ефрема, Никона Великого, Стефана). Факты Нестор черпает из устных источников, рассказов "древьних отец", келаря монастыря Федора, чернеца Илариона, "повозника", "некоего человека". В истинности этих рассказов Нестор не сомневается. Литературно обрабатывая их, располагая "по ряду", он подчиняет все повествование единой задаче "похваления" Феодосия, который "собою вьсемь образдая". Во временной последовательности излагаемых событий обнаруживаются следы монастырской устной летописи. Большинство эпизодов жития имеют завершенный сюжет. Таково, например, описание отроческих лет Феодосия, связанное с его конфликтом с матерью. Мать чинит всевозможные препятствия отроку, чтобы помешать ему осуществить свое намерение – стать монахом. Аскетический христианский идеал, к которому стремится Феодосии, сталкивается с враждебным отношением общества и материнской любовью к сыну. Гиперболически изображает Нестор гнев и ярость любящей матери, избивающей непокорного отрока до изнеможения, накладывающей на его ноги железа. Столкновение с матерью завершается победой Феодосия, торжеством небесной любви над земной. Мать смиряется с поступком сына и сама становится монахиней, чтобы только видеть его.
Эпизод с "повозником" свидетельствует об отношении к жизни монахов трудового народа, считающего, что черноризцы проводят свои дни в праздности. Этому представлению Нестор противопоставляет изображение "трудов" Феодосия и окружающих его черноризцев. Много внимания он уделяет хозяйственной деятельности игумена, его взаимоотношениям с братией и великим князем. Феодосий заставляет Изяслава считаться с монастырским уставом, обличает Святослава, захватившего великокняжеский престол и изгнавшего Изяслава.
"Житие Феодосия Печерского" содержит богатый материал, позволяющий судить о монастырском быте, хозяйстве, характере взаимоотношений игумена и князя. Тесно связаны с монастырским бытом и демонологические мотивы жития, напоминающие народные былички.
Следуя традициям византийского преподобнического жития, Нестор в этом произведении последовательно использует символические тропы: Феодосий – "светильник", "свет", "заря", "пастух", "пастырь словесного стада".
"Житие Феодосия Печерского" можно определить как житийную повесть, состоящую из отдельных эпизодов, объединенных главным героем и автором-повествователем в единое целое. Оно отличается от византийских произведений своим историзмом, патриотическим пафосом и отражением особенностей политической и монастырской жизни XI в. В дальнейшем развитии древнерусской агиографии оно служило образцом при создании преподобнических житий Авраамия Смоленского, Сергия Радонежского.
повесть княжеский драматизм психология
«Сказание о Борисе и Глебе» - одно из древнейших агиобиографических произведений, так называемого Борисо-Глебского цикла о святых князьях Борисе и Глебе, убитых в династической борьбе по приказу старшего брата Святополка Владимировича. Это собственно не классическое житие, а историческое повествование с элементами мартирия, т.е. свидетельства, описание мученической смерти святых, с предысторией и конечным похвальным словом святым.
Одни исследователи рукописей полагают, что идея «Сказания» - утверждение принципа подчинения младших старшим, на основании которого строились родовые отношения на Руси, другие интерпретируют это произведение как прославление добровольного страдания в подражание Христу, утверждая представление о Богом установленной княжеской власти.
Но всегда можно привести примеры Ветхозаветные и исторические того, как на младших детях часто почивало отцовское и Божие благословение, которое давало им право власти над старшим. Что касается князя Бориса, личное благочестие, воинская доблесть и любовь к нему воинов и народа, делают князя вполне достойным приятия почести главного правителя на Руси. Ему предлагался этот путь выхода из ситуации: установление благочестивого правления, но путем насилия и крови. Как у любого человека, наделенного Богом свободой выбора, у Бориса было два выхода: взять власть силой и кровью других или отдать ее, принести себя добровольно в жертву для установления мира на Руси. На этой почве и возникает конфликт, драматическая ситуация. Человек всегда носит в себе инстинкт самосохранения, которым фактически держится жизнь на земле (если бы никто не боялся смерти, не любил бы жить, то жизнь бы прекратилась), человеку свойственно стремиться оберегать свою жизнь, даже тогда, когда он вступает в борьбу за свое отечество, своих близких. Борис понимает, что может послушать свою дружину, пойти против старшего Святополка, но тогда прольется кровь невинных людей и собственного брата. По-человечески он не хочет умирать и страшится смерти, но верность Богу, любовь к Нему и заповедям Его, уподобление Ему заставляет его сделать выбор в пользу собственной смерти - это главная драматическая черта в созданном образе Бориса. Он принимает смерть сознательно, о чем свидетельствует молитва пред иконой Спасителя, «слыша своих убийц»: «Господи, Иисусе Христе! Как Ты в этом образе явился на землю, собственной волею дав пригвоздить себя к Кресту, принял страдание грехов ради наших, удостой и меня принять страдания!». Автор обычно усиливает напряжение собственным комментарием: «…затрепетал, заплакал и сказал: «Слава Тебе Господи за то, что удостоил меня из-за зависти принять эту горькую смерть»»
В «Сказании» многочисленны аллюзии и реминисценции прообразов из Священного Писания: тема Каина и Авеля, жертва Авраама, Иосиф, как бы принесенный в жертву братьями во имя будущего спасения народа Израиля, ну и, конечно, обстоятельства смерти и образ Самого Господа Иисуса Христа, пострадавшего невинно за грех мира, что усугубляет эмоциональное восприятие текста. Особым драматизмом и лиризмом наполнены монологи Бориса (плач по отцу и размышление о предстоящем страдании) и Глеба (к своим убийцам).
В отличие от Бориса, готового к поднятию подвига за Христа, Глеб по юности, доверчивости и невинности своей спешит на зов Святополка, не обращая внимания на предупреждения о злом умысле старшего брата. Он до последнего момента не верит (т.к. каждый судит по себе, а благочестие Глеба делало невозможным для него сотворение зла) в близость своей смерти, направляется с братским целованием к убийцам. Обнаружив злое намерение посланников Святополка, Глеб обращается к ним слезно, чтобы они пощадили юность его, не срезали не созревшего колоса: «Не пожените мене, от жития не созревша! Не пожените класса, не уже созревша, нъ млеко безъзлобия носяща».
Образность слов и использование метафор усугубляют напряжение ситуации. Благочестивые размышления братьев, молитвы, плачи, обращения к врагам служат средством раскрытия внутреннего мира героев, мотивации поступков. Наряду с этим, как я уже сказала выше, сам автор добавляет собственные описания, чтобы показать психологическое состояние персонажей. Благодаря авторским ремаркам мы лучше ощущаем смену настроения Глеба, увидевшего своих убийц. Если сначала он «возрадовался душою», желая приветствовать слуг Святополка, «целование чаяше от них прияти», то, увидев мечи в руках убийц, у всех «весла от страха выпали и все от страха помертвели» Глеб «жалобным взором, смиренно,…часто вздыхая, ослабев телом» говорит, вернее, плачет, обращаясь к посланным. Мы видим, что не только Глеб, но и ближние его сопереживают ему, устрашаются вместе с ним. Аналогично, когда Борис проливает «горькие», «жалостливые» слезы на реке Альте, окружающие его верные люди тоже начинают сострадать ему и плакать и стенать. И в том и в другом эпизоде элемент сострадания других еще более накаляет скорбную атмосферу, усиливая драматизм, предлагая и читателю посочувствовать князьям.
Предсмертные моления страстотерпцев не только полны скорби и трепета, но они показывают как нужно вести себя в скорбной ситуации, они не только возвышают, идеализируют образы мучеников, но и указывают, что невозможно ничего претерпеть без помощи Божией. Для христианина это особенно ценно, т.к. невозможное по-человечески возможно с Богом. Поступить по вере, уповая на Бога - это выше человеческого суждения, а потому часто сопряжено с болью, со скорбью, с психологической напряженностью.
Эпизоды гибели Бориса и Глеба сочетают человеческую грусть о смерти с радостью будущей вечной жизни по принятии скорбного мученического венца.
Антагонистом к князьям выступает их брат Святополк, характеристика которого дается автором в полной противоположности к добродетелям братьев. «Второй Каин», «окаянный» тоже претерпевает животный страх после совершенного по его приказу злодеяния, но страх этот ужасный, т.к. сопряжен с полной безнадежностью. Если «земные ангелы» Борис и Глеб утешались надеждой будущей райской жизни, то Святополку рассчитывать после его злодеяния и отсутствия покаяния не на что, он погубил не только свое тело, но и душу. Даже от могилы его исходит «смрад на показание человекам», как отмечает автор.
Множественные библейские прообразы при описании поступков святых наводят на мысль о том, что как Крестная жертва Христа - залог жизни и спасения всех верующих в Него и соблюдающих заповеди Его, так и добровольная жертва князей - залог спасения, жизни и благословенности не только Руси, но и всего человечества, т.к. грехи мира омываются Кровью Божественного Агнца Христа, а христиане молятся об усопших, чтобы «молитвами безвинных страдальцев, кровью мучеников простились прегрешения людей согрешивших на земле, умерших, но не успевших принести покаяние».
Лично для меня в «Сказании» важен не элемент проповеди подвига субординации или жертвы ради прекращения междоусобиц, а психологический аспект поступков святых. Человек, имея возможность ответить, заступиться за себя, применить силу делает выбор в пользу смирения и истины, понимая, что у Бога нет ничего случайного. Человек принимает призыв Божий, рассуждает так, что если Господь так устраивает, что я должен принять смерть, значит, я не должен противиться воле Божией, каким бы скорбным мне это не казалось бы. Мы не вечны на земле, смерть тела неотвратима, а христианство утверждает, что Господь забирает человека из этой жизни тогда, когда он к этому готов по суждению Божьему, сам же человек не может оценить, готова его душа к смерти или нет. Требуется огромное мужество, вера, любовь к Богу, чтобы принять смерть или скорбь в то время, когда ее не ожидаешь и, кажется, не готов к ней. Подвиг страстотерпцев - это, прежде всего, подвиг смирения, главной христианской добродетели, мужественного приятия воли Божией, именно в этом смысле он так важен и будет актуален всегда для каждого христианина.
Сказание о Борисе и Глебе – самый интересный и совершенный в литературном отношении памятник из цикла произведений, посвященных рассказу о гибели сыновей Владимира I Святославича Бориса и Глеба во время междоусобной борьбы за великокняжеский киевский стол в 1015 г. Борисо-Глебский цикл включает в себя: С., Летописную повесть о Борисе и Глебе (далее Лп), «Чтение о житии и о погублении блаженую страстотерпца Бориса и Глеба» Нестора (далее: Чт), проложные сказания, паремийные чтения, похвальные слова, церковные службы. В той или иной степени, непосредственно или опосредованно, все эти тексты связаны между собой, и центральное место среди них занимает С. Самый ранний из дошедших до нас список С. – текст, находящийся в Успенском сборнике XII–XIII вв., где он озаглавлен так: «Въ тъ же день съказание и страсть и похвала святюю мученику Бориса и Глеба» (Варианты заглавия в других списках: «Месяца июля в 24 день. Сказанье страсти и похвала святую мученику Бориса и Глеба»; «Сказание страстотерпьцю святую мученику Бориса и Глеба»; «Месяца июля в 24 день. Житие и убиение, похвала святых страстотерпець Бориса и Глеба», и т. п.).
В 1015 г. умер князь киевский Владимир I Святославич. Киевский великокняжеский стол, возможно лишь в силу стечения благоприятных обстоятельств, занял один из двенадцати сыновей Владимира (от разных жен) – Святополк, еще при жизни отца в союзе с польским королем Болеславом I Храбрым (Святополк был женат на сестре Болеслава) пытавшийся организовать против него заговор. Стремясь укрепиться на киевском столе, Святополк решает устранить наиболее опасных соперников. По его тайному приказу были убиты сыновья Владимира Борис, Глеб и Святослав. В борьбу за киевский княжеский стол вступил княживший в Новгороде сын Владимира Ярослав, прозванный впоследствии Мудрым. В результате упорной и длительной борьбы, продолжавшейся до 1019 г. и окончившейся поражением и гибелью Святополка, Ярослав утвердился на киевском столе и княжил до своей смерти в 1054 г. Так в общих чертах представляются исторические события 1015–1019 гг., которым посвящены памятники Борисо-Глебского цикла. Необходимо отметить, что такое освещение событий предстает перед нами из самих этих памятников, на самом же деле можно предполагать, что многие подробности взаимоотношений между участниками этой драмы были более сложными. Отдельные противоречия и различия в описании одних и тех же эпизодов в разных памятниках цикла дают основание полагать, что существовали разные предания о Борисе и Глебе, и в настоящее время мы далеко не всегда можем отдать предпочтение сообщению одного источника перед другим, решить вопрос – имеем ли мы дело с противоречиями, ошибками того или иного текста, с объединением в одном тексте разных преданий об одном и том же факте или же перед нами отражение специфики древнерусской литературы.
Гибель Бориса и Глеба от руки подосланных Святополком наемных убийц была истолкована как мученическая смерть, и Борис с Глебом были признаны святыми. Это были первые официально канонизированные русские святые. Культ их активно насаждался и пропагандировался, он имел важное политическое значение для своего времени: «Политическая тенденция культа Бориса и Глеба ясна: укрепить государственное единство Руси на основе строгого выполнения феодальных обязательств младших князей по отношению к старшим и старших по отношению к младшим» (Лихачев Д. С. Некоторые вопросы идеологии феодалов в литературе XI–XIII вв. – ТОДРЛ, 1954, т. 10, с. 89).
Когда возник культ святых Бориса и Глеба, мы не знаем. Большинство исследователей предполагает, что это произошло во время княжения Ярослава Мудрого, так как культ этих святых в значительной степени возвеличивал его: он был братом убитых и выступал как мститель за них. Однако А. Поппэ высказал обоснованное предположение, что культ Бориса и Глеба возник позже, в самом конце княжения Ярослава, а, скорее, уже после его смерти. Дело в том, что «Слово о законе и благодати» Илариона, созданное в 1049–1050 гг., ничего не говорит о святых Борисе и Глебе, хотя «Слово» прославляет Владимира I как крестителя Руси и Ярослава как продолжателя дела своего отца. И политическая и церковно-религиозная тенденция «Слова о законе и благодати» носят такой характер, что если бы ко времени создания этого произведения на Руси уже существовал культ русских святых Бориса и Глеба, то Иларион не преминул бы их упомянуть. Этот довод подтверждается наблюдениями над традицией употребления княжеских имен. А. Поппэ считает, что на 50–60-е гг. XI в. падает начальный период развития культа Бориса и Глеба, а в 1072 г., когда мощи Бориса и Глеба переносили из одной церкви в другую, произошла их канонизация. Поэтому, согласно концепции Поппэ, ни одно из произведений Борисо-Глебского цикла не могло быть создано ранее 60-х гг. XI в. (Поппэ А. В. О времени зарождения культа Бориса и Глеба).
Вопросы о времени создания произведений Борисо-Глебского цикла, о характере их соотношений, оценка их как литературных произведений и как исторических источников тесно взаимосвязаны и ключевое положение в решении этих вопросов занимает С. Несмотря на большую литературу о Борисо-Глебском цикле, ни один из этих вопросов не может считаться до настоящего времени окончательно решенным.
В Успенском сборнике С. состоит из двух частей. В первой рассказано о гибели Бориса и Глеба, о борьбе Ярослава со Святополком, о перенесении при Ярославе тела Глеба из-под Смоленска в Вышгород и погребении его рядом с Борисом. Заканчивается эта часть похвалой святым. Вторая часть, имеющая свое заглавие – «Сказание чюдес святою страстотьрпьцю Христову Романа и Давида» (далее – Сч)– рассказ о чудесах, совершенных святыми, о построении посвященных им церквей в Вышгороде, о перенесении их мощей в 1072 и в 1115 гг. Во многих списках до нас дошла только первая часть С. Одни исследователи считают, что С. исконно содержало Сч. Другие же видят в этих двух частях С.: сказании о гибели Бориса и Глеба (далее: Сг) и Сч разновременно созданные произведения, объединенные в единое целое на более позднем этапе литературной истории памятника. То или иное решение этого вопроса имеет принципиально важное значение и для датировки С. и для определения характера взаимоотношения С. с другими произведениями Борисо-Глебского цикла. Если С. с самого начала своей литературной истории состояло из двух частей, то оно не могло быть написано ранее 1115 г., так как рассказом о перенесении в этом году мощей святых заканчивается Сч. Если же первоначальный вид С. не включал Сч, то создание С. может быть датировано значительно более ранним временем.
С. и Лп совпадают по содержанию и последовательности развития сюжета, имеются между ними и текстуальные совпадения. С. и Чт сильно отличаются друг от друга. Однако общий характер соотношения их текстов таков, что отрицать возможность знакомства одного автора с произведением другого нельзя.
Существует несколько вариантов решения проблемы соотношения С., Лп и Чт: 1) первоначален текст С. и к нему восходят Лп и Чт; 2) первоначален текст Лп и он является источником и С. и Чт.; 3) С. создавалось после Чт и его источниками были и Лп и Чт; 4) и Лп, и С., и Чт восходят к общим, недошедшим до нас источникам.
На раннем этапе изучения С. было высказано предположение, что автором его был Иаков (XI в.), монах Киево-Печерского монастыря. Позже эта гипотеза была отвергнута, поэтому в научной литературе С. часто называется «анонимным Сказанием о Борисе и Глебе».
А. А. Шахматов, исследовавший Борисо-Глебский цикл в связи с историей древнейшего периода русского летописания, пришел к заключению о зависимости С. как от Лп, в том ее виде, в каком она читалась в Начальном своде, так и от Чт. С., по его мнению, возникло после 1115 г., так как с самого начала состояло из Сг и Сч. Позже, под влиянием работ С. А. Бугославского, Шахматов пересмотрел свою точку зрения по вопросу о соотношении текстов Борисо-Глебского цикла, не изменив своего взгляда на время создания их. В книге «Повесть временных лет» он пришел к выводу, что, вероятнее всего, существовал не дошедший до нас общий источник для всех трех произведений: Лп, С. и Чт. Возможность существования недошедшего до нас источника (или нескольких источников), к которому (или к которым) восходят сохранившиеся памятники Борисо-Глебского цикла, допускали многие исследователи (и до и после Шахматова). Исследователь из ФРГ Л. Мюллер, например, предполагает, что вскоре после окончательной победы Ярослава над Святополком в 1019 г. при киевском дворе князя возникла сага, посвященная рассказу о гибели Бориса и Глеба и о борьбе Ярослава со Святополком. Митрополиту Иоанну, при котором произошло открытие мощей святых и установление праздника 24 июня, Ярослав поручил составить рассказ о событиях, связанных с Борисом и Глебом. Рассказ этот, называемый Мюллером первоначальной легендой (Urlegende) был написан Иоанном по-гречески. Первоначальная легенда – мартирий святым. Фактический материал Иоанн почерпнул из саги, устных преданий и рассказов князя Ярослава и его окружения. Первоначальная легенда и сага до нас не дошли, но и сагой и первоначальной легендой пользовались авторы сохранившихся памятников Борисо-Глебского цикла. Летописец, составлявший историческое сочинение, использовал и сагу, и первоначальную легенду. Автор С., произведение которого следует относить к жанру типа проповеди или торжественной речи, положил в основу своего произведения первоначальную легенду и летописную повесть, добавив в конце похвалу святым и молитву. С. было написано в XI или начале XII в. Чт, которое Мюллер, как и Шахматов, датирует 80-ми гг. XI в., имело целью создать текст, который отвечал бы требованиям собственно агиографического жанра. Нестор, автор Чт, располагал тем же кругом источников, что и автор С.
С. А. Бугославский, которому принадлежит наиболее обстоятельное исследование памятников Борисо-Глебского цикла, отвергает гипотезу о несохранившемся общем источнике для С., Лп и Чт. Первоначальным письменным текстом о Борисе и Глебе, считает он, является Лп, но в более древнем виде, чем в дошедших до нас списках летописей. Составлена она была автором летописи, так как по стилю не отличается от соседствующих с нею летописных статей. К этому древнему виду Лп восходит С., которое было написано по поручению князя Ярослава в начале второй половины XI в., это панегирик Ярославу, как брату святых. В дальнейшем к этому первоначальному виду С., состоявшему только из текста Сг, была присоединена небольшая статья о внешнем облике Бориса (во многих списках, в том числе в Успенском, она носит заглавие «О Борисе, как бе възъръмь») и Сч. Чт, считает Бугославский, было написано в период времени между 1108–1115 гг. и Нестор пользовался текстом С. С. А. Бугославский много внимания уделяет анализу Сч. Вслед за большинством предшествующих исследователей он отмечал, что Сч основано на записях, ведшихся при Вышегородской церкви, и считал, что оно состоит из произведений трех авторов. Три части Сч отличаются друг от друга и выбором лексики, и стилистически, и идеологическим направлением. Первый автор писал после 1089 г., но до 1105 г., второй – после 1097 г., но до 1111 г., третий автор писал в период с 1115 г. по 1118 г., он был одновременно и редактором всего текста Сч в целом, в том его виде, в каком этот текст дошел до нас в Успенском сборнике. С. А. Бугославский приходит к заключению, что и по формальным признакам (Сг оканчивается похвалой святым, Сч имеет самостоятельный заголовок и начинается новым вступлением), и по содержанию, и по стилю Сг и Сч – два разных произведения. А. А. Шахматов, хотя и считал, что Сг нельзя отделять от Сч, в работе «Повесть временных лет» писал о двух редакциях Сч; первая редакция возникла не ранее 1081 г., вторая редакция посвящена рассказу о временах Святослава Ярославича, Всеволода Ярославича, Святополка Изяславича и Владимира Всеволодовича Мономаха, она была составлена после 1115 г. Д. И. Абрамович, не останавливаясь на вопросе о разных редакциях Сч, пишет, что окончательная обработка Сч относится к первой четверти XII в. (после 1115 г. и до 1125 г., так как в Сч не говорится о смерти Владимира Мономаха). Он считает, что Сч составлено отдельно и независимо от Сг. Двумя отдельными, возникшими в разное время произведениями, считает Сг и Сч А. Поппэ: об этом свидетельствует, как он доказывает, и композиционная самостоятельность Сг и Сч, и разный характер этих произведений. Существенным подтверждением первоначальной самостоятельности Сг, по мнению Поппэ, следует считать вставку между Сг и Сч статьи «О Борисе, как бе възъръмь». Об этом же и о более раннем написании Сг, чем Сч, говорит, по его мнению, отсутствие в Сг, которое заканчивается общей похвалой святым, упоминания о перенесении ях мощей в 1072 и 1115 гг., чему так много уделено внимания в Сч. А. Поппэ считает Сч произведением двух авторов. Первый автор писал в 1073 г., написанная им часть заканчивалась рассказом о прозрении слепого, которого направил для исцеления к гробницам Бориса и Глеба святой Георгий. Второму автору принадлежит вся остальная часть Сч, он писал после 1115 г. до 1117 г., автор этой части Сч был человеком, близким к Владимиру Мономаху. В похвале, которой оканчивается Сг, считает А. Поппэ, явно прослеживаются аллюзии на события 1068–1069 гг. На основе этого он датирует время написания Сг периодом после 1069 г., но до 1072 г., когда происходило перенесение мощей.
Специально исследованию характера взаимоотношений С и Лп посвящена монография Н. Н. Ильина «Летописная статья 6523 года и ее источник»). Исследователь приходит к следующим выводам. Первоначальная редакция С. – текст только Сг, без Сч. С. представляет собой первоначальную литературную обработку преданий о Борисе и Глебе, и текст С. явился источником Лп. С., памятник агиографического жанра, составленный около 1072 г. По мнению Ильина, С. возникло под сильным влиянием хорошо известных в то время на Руси легенд о чешских святых X в. Людмиле и Вячеславе (см.: Жития Людмилы и Вячеслава чешских). Обстоятельства гибели Бориса и Глеба, сообщаемые С., как считает Ильин, – «в большинстве своем чисто литературного происхождения и представляют композиционно как бы переделку и, местами, перефраз отрывков однородного содержания названных выше чешских легенд» (Ильин . Летописная статья, с. 209). Лп представляет собой, как считает Ильин, сокращенную переработку С., которая придала тексту источника «видимость повествования о реальных исторических событиях» (там же, с. 209). Идейная направленность С. отражает политическую ситуацию в Киевской Руси при Изяславе Ярославиче – времени создания С. По мнению Ильина, С. «несомненно вышло из стен Киево-Печерского монастыря, прошло через редакцию Феодосия, если только не составлялось по его указаниям» (там же, с. 183). Гипотезу Ильина о создании С. в стенах Киево-Печерского монастыря поддерживает А. В. Поппэ.
Специальную статью литературной истории С. посвятил Н. Н. Воронин, особенно подробно остановившийся на социально-политических идеях произведения. По его мнению, С. как единое литературное произведение было все полностью создано одним автором и с самого начала включало в себя обе части: Сг и Сч. Автором С. был переяславльский епископ Лазарь. Он дважды упомянут в Сч; сначала как «старейшина клириков» вышегородской церкви (при нем свершается чудо с сухорукой женщиной из Дорогобужа), а затем – как переяславльский епископ – в рассказе о перенесении мощей Бориса и Глеба в 1115 г. Последняя дата – ранний рубеж написания С., а время смерти Лазаря (6 сентября 1117 г.) – поздний рубеж возможного времени написания С. Лазарь, как считает Н. Н. Воронин, работал над С. до последних дней жизни и из-за смерти не успел завершить свой труд: этим обстоятельством Н. Н. Воронин объясняет отсутствие в произведении общей заключительной похвалы святым и отсутствие статьи о внешнем облике Глеба. Лазарь писал С. после того, как Нестором было написано Чт. Для Лазаря, как и для Нестора, источником фактических данных служили записи, которые велись при вышегородской церкви. Среди этих записей, как полагает Н. Н. Воронин, могли находиться и рассказы, записанные со слов очевидцев гибели Бориса и Глеба. К сожалению, Н. Н. Воронин совсем не останавливается на вопросе о соотношении С. и Лп, а между этими произведениями много общего не только в содержании эпизодов и в текстуальных совпадениях, но и в идейно-политической направленности. Едва ли в таком случае можно считать С. полностью оригинальным произведением, принадлежащим перу Лазаря и созданным между 1115–1117 гг., если Лп бесспорно была написана раньше этого времени.
Таким образом, приходится признать, что литературная история С. до настоящего времени остается не до конца раскрытой и многие предположения на этот счет носят гипотетический характер.
С. дошло до нас в большом количестве списков. Наиболее полное текстологическое исследование С. (165 списков) было сделано С. А. Бугославским, который разделил эти списки на 6 редакций. 1-я редакция – Торжественник (50 списков; близки друг другу и архетипу), она была составлена во 2-й пол. XIV – 1-й пол. XV в. Сч. в архетипе этой редакции не было. 2-я редакция – Синодальная (54 сп.), XV в., текст этой редакции лег в основу С. в Степенной книге, где в качестве источников были также использованы Чт, Лп, паремийные чтения. 3-я редакция – Северозападнорусская (9 сп.), XV в. 4-я редакция – Сильвестровская (она же Минейная, так как входит в ВМЧ) (12 сп.). В этой ред. имеется несколько вставок из Лп, относится она к XIV в., названа по раннему списку – лицевому тексту С. в Сильвестровском сборнике. 5-я редакция – Чудовская (35 сп.), названа по сп. Чудовского м-ря XIV в. 6-я редакция – Успенская (4 сп.), названа по Успенскому сп. XII в. Как отмечает сам же Бугославский, Чудовская и Успенская редакции очень близки, но в Чудовской ред. не было Сч. По мнению Бугославского, архетипом Чудовской редакции был оригинал С. Бугославский отмечает, что в XVI–XVII вв. создавались новые ред. и переработки С. В издании текстов С. 1928 г. Бугославский издает помимо текстов всех названных редакций (с разночтениями по спискам) свою реконструкцию оригинала С. (за основу взят Успенский список). Следует отметить, что текстуальные отличия между редакциями (за исключением вставок из других текстов Борисо-Глебского цикла в отдельных редакциях) не велики, преимущественно в разночтениях отдельных слов, и принципы деления текстов на редакции недостаточно ясны. Показательно в этом отношении, что Д. И. Абрамович, издавая тексты Борисо-Глебского цикла, публикует С. по Успенскому списку и приводит к нему разночтения по тем спискам, которые по классификации С. А. Бугославского входят в 5 разных редакций. На вопросах текстологии списков С. кратко останавливался в своем исследовании княжеских житий Н. Серебрянский, отметивший ряд поздних редакций и переделок С. Приходится, таким образом, признать, что, несмотря на большую работу С. А. Бугославского, текстологическое исследование С. остается одной из актуальных задач изучения С. и всего Борисо-Глебского цикла.
Из С. явствует, что автор его знал целый ряд памятников переводной житийной литературы: он ссылается на Мучение Никиты, Житие Вячеслава Чешского, Житие Варвары, Житие Меркурия Кесарийского, Мучение Димитрия Солунского. О популярности самого С. в Древней Руси прежде всего свидетельствует большое число списков С. Патриотическая направленность С. – Борис и Глеб выступают как защитники Руси от внешних врагов, как святые молебники перед богом о благоденствии Русской земли, – способствовала тому, что Борис и Глеб очень часто фигурируют помощниками русского воинства в различных воинских повестях. С. лежит в основе народного духовного стиха о Борисе и Глебе.
В конце XII – нач. XIII в. на основе С. было составлено армянское проложное сказание о Борисе и Глебе, входящее в состав армянского Синаксаря. По вопросу о происхождении армянского текста существует две точки зрения: 1) армянский текст восходит к греческому, составленному на основе С., который до нас не дошел; 2) непосредственным источником армянского текста был сам текст С. В последнее время преобладает число сторонников второй точки зрения.
В русском Прологе помещено несколько текстов о Борисе и Глебе. Прежде всего это четыре варианта краткого проложного жития Бориса и Глеба: 1-й – извлечение из Лп (в том ее виде, в каком она читалась в Начальном своде) с вставками из Чт; 2-й и 3-й – восходят к С., 4-й – источник не ясен. Это Житие помещается в Прологе под 24 июля; 5 сентября – статья об убиении Глеба (в нескольких вариантах); 2 и 20 мая – статья о первом (в 1072 г.) и втором (в 1115 г.) перенесении мощей Бориса и Глеба; 11 августа – статья о перенесении мощей святых из Вышгорода в Смоленск на Смядынь в 1191 г.
Кроме проложных статей о Борисе и Глебе в Паремийник (сборник церковно-служебных назидательных чтений), включено чтение Борису и Глебу. Паремийное чтение Борису и Глебу делится на 4 редакции, составлено оно было в конце XI – нач. XII в. Последний его исследователь считает, что оно восходит к общему с Лп источнику. Паремийное чтение пользовалось большой популярностью у древнерусских писателей: заимствования из него имеются в Повести о житии Александра Невского, в Летописной повести о Мамаевом побоище, в Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, в Сказании о Мамаевом побоище, в Повести о начале Москвы и об убиении Даниила Суздальского.
Есть похвальное слово Борису и Глебу, которое, по-видимому, было составлено для ВМЧ. Текст, имеющий в древнерусской рукописной традиции заглавие: «Похвала и мучение святых мученик Бориса и Глеба» и «Месяца майя въ 2 день. Слово похвальное на пренесение святых страстотерпец Бориса и Глеба, да и прочий не враждуют на братию свою» – самостоятельный литературный памятник второй половины XII в., называемый в истории древнерусской литературы Словом о князьях.
Имеются церковные службы святым Борису и Глебу. Предполагается, что первоначальный вариант церковной службы был составлен в первой половине XI в. киевским митрополитом Иоанном (если принять гипотезу А. Поппэ о времени возникновения культа Бориса и Глеба, то эта точка зрения требует пересмотра). Окончательный вид служба приобрела не позже XV в.
Сохранилось несколько лицевых списков С., из которых самый ранний и наиболее интересный – Сильвестровский сборник. Велика иконография Бориса и Глеба. Попытки уточнить время создания произведений Борисо-Глебского цикла и характер соотношения этих произведений на основе данных миниатюр и иконографии, как весьма убедительно показал А. Поппэ, удачными признаны быть не могут.
Изд.: Макарий, архим. Три памятника русской духовной литературы XI в. – Христ. чт., 1849, ч. 2, с. 301–315 (статья); с. 377–407 (тексты); Срезневский И. И. Сказания о святых Борисе и Глебе: Сильвестровский список XIV в. СПб., 1860; Житие святых мучеников Бориса и Глеба: 1) По харатейному списку XII в. с 2 литографированными снимками и предисловием О. М. Бодянского. 2) По харатейному же списку XIV в. С литографированным снимком. – ЧОИДР, 1870, кн. 1, январь–март, отд. 3, с. I–XVII (Предисловие), с. 1–315(текст Успенского списка), с. 1–17 (текст Чудовского списка); Лопарев Х. М. Слово похвальное на пренесение мощей свв. Бориса и Глеба: Неизданный памятник литературы XII в. (ПДП, № 98), СПб., 1894; Памятники древнерусской церковно-учительской литературы. Вып. 2. Славянорусский Пролог. Ч. 1. Сентябрь – декабрь. / Под редакцией А. И. Пономарева. СПб., 1896, с. 3–4; Лихачев Н. П. Лицевое житие святых благоверных князей русских Бориса и Глеба: По рукописи конца XV столетия [СПб.], изд. ОЛДП, № 124, 1907; Серебрянский Н. Заметки: Тексты из псковских памятников. – Тр. Псков. церковн. ист.-археол. комитета. Псков, 1910, т. 1, с. 153–175; Бугославский С. А. Святые князья Борис и Глеб в древнерусской литературе, ч. 2. Тексты. – Киев. унив. изв., 1915, ноябрь – декабрь, с. 1–16 (Прибавления); 1916, апрель, с. 17–64; май – июнь, с. 65–96; июль – август, с. 97–128; сентябрь – октябрь, с. 129–144; 1917, январь – февраль, с. 145–168; Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им / Подг. к печати Д. И. Абрамович. Пгр., 1916 (репринт: Die altrussischen hagiographischen Erz?hlungen und liturgischen Dichtungen ?ber die heiligen Boris und Gleb. M?nchen, 1967 (Slavische Propyl?en, Bd 14)); Бугославский С. Укра?но-руськi пам’ятки XI–XVIII вв. про князiв Бориса та Глiба: (Розвiдка й тексти). У Ки?вi, 1928; Успенский сборник XII–XIII вв. / Изд. подг. О. А. Князевская, В. Г. Демьянов, М. В. Ляпон. М., 1971; с. 42–71; Сказание о Борисе и Глебе / Подг. текста, пер. и ком. Л. А. Дмитриева. – ПЛДР. Начало русской литературы: XI – нач. XII в. 1978, с. 278–303, 451–456.
Доп.: Сказание о Борисе и Глебе: Факсим. воспроизв. житийных повестей из Сильвестровского сборника (2-я пол. XIV в.). М., 1985.
Лит.: Б[утков] П. Разбор трех древних памятников русской духовной литературы – Современник, 1852, т. 32, № 4, отд. 2, с. 85–106; Тюрин А. Ф. Мнение о Иакове мнихе академика П. Г. Буткова. – ИпоРЯС. СПб., 1853, т. 2, с. 81–95; Срезневский И. И. Древние жизнеописания русских князей X–XI века. – Там же, с. 113–130 (Дополнения – там же, с. 157–164); Макарий . История русской церкви, 2-е изд. СПб., 1868, т. 2, с. 144–151; Владимирский Н. Несколько слов о Прологе, памятнике древнерусской письменности, и несколько литературных вопросов из древнейшей эпохи нашего просвещения. – Учен. зап. Казан. унив., 1875, кн. 5, с. 851–883; Эмин Н. О. Сказания о святых Романе и Давиде по армянским Четьим-Минеям. – Рус. арх., 1877, кн. 1–6, № 3, с. 274–288 (то же в кн.: Переводы и статьи Н. О. Эмина по духовной армянской литературе (за 1859–1882 гг.): апокрифы, жития, слова и др. М., 1897, с. 150–155); Левитский Н. : 1) Важнейшие источники для определения времени крещения Владимира и Руси и их данные: (По поводу мнения проф. Соболевского). – Христ. чт., 1890, ч. 1, № 3–4, с. 370–421; № 5–6, с. 687–740; ч. 2, № 7–8, с. 147–174; № 9–10, с. 318–368; 2) Несколько слов по поводу заметки проф. Соболевского. – Там же, ч. 2, № 11–12, с. 677–688; Соболевский А. «Память и похвала» св. Владимиру и «Сказание о свв. Борисе и Глебе»: (По поводу статьи г. Левитского). – Христ. чт., 1890, ч. 1, № 5–6, с. 791–804; Васильев В. История канонизации русских святых – ЧОИДР, 1893, кн. 3 (166), с. 63–67; Гусев П. Л. Новгородская икона свв. Бориса и Глеба в деяниях. – ВАИ, СПб., 1898, т. 10, с. 86–108; Голубовский П. В. Служба святым мученикам Борису и Глебу в Иваничской минее 1547–1579 гг. – ЧИОНЛ, 1900, кн. 14, вып. 3, отд. 2, с. 125–164; Голубинский . История канонизации, с. 43–49; Пономарев А. Борис и Глеб. – ПБЭ, т. 2, с. 954–968; Никольский . Повременной список, с. 48–58, 253–289; Шахматов А. А. 1) Разыскания, с. 29–97; 2) Повесть временных лет. Пгр., 1916, т. 1. Вводная часть; Текст; Примеч., с. LVII–LXXVII; Бенешевич В. Н. Армянский пролог о свв. Борисе и Глебе. – ИОРЯС, 1909, т. 14, кн. 1, с. 201–236; Айналов Д. В. Очерки и заметки по истории древнерусского искусства. Миниатюры «Сказания» о святых Борисе и Глебе Сильвестровского сборника. – ИОРЯС, 1910, т. 15, кн. 3, с. 1–128 (отд. отт.: СПб., 1911); Бугославский С. А. : 1) Отчет о занятиях в библиотеках Москвы, С.-Петербурга и с. Поречья (гр. Уваровых): (Август - октябрь 1912 г.). – Киев. унив. изв., 1913, октябрь, с. 1–52 (отд. отт.: Киев, 1913); 2) К вопросу о характере и объеме литературной деятельности преп. Нестора. – ИОРЯС, 1914, т. 19, кн. 1, с. 131–186; кн. 3, с. 153–191; 3) К литературной истории «Памяти и похвалы» князю Владимиру. – ИОРЯС, 1925, т. 29, с. 105–159; 4) Литературная традиция в северо-восточной русской агиографии. – Статьи по славянской филологии и русской словесности: Сборник статей в честь акад. А. И. Соболевского. Л., 1928, с. 332–336; 5) Жития. – История русской литературы. М.; Л., 1941, т. 1, с. 315–332; Серебрянский . Княжеские жития, с. 81–107 и Тексты, с. 27–47; Истрин В. М. Очерк истории древнерусской литературы домосковского периода (11–13 вв.). Пгр., 1922, с. 118–127; Лесючевский В. И. Вышгородский культ Бориса и Глеба в памятниках искусства. – Сов. археол., 1946, т. 8, с. 225–247; Каргер М. К. К истории киевского зодчества XI в. Храм-мавзолей Бориса и Глеба в Вышгороде. – Там же, 1952, т. 16, с. 77–86; M?ller L. : 1) Studien zur altrussischen Legende der heiligen Boris und Gleb. – Zeitschrift f?r slavische Philologie, 1954, Bd 23, S. 60–77; 1956, Bd 25, S. 329–363; 1959, Bd 27, S. 274–322; 1962, Bd 30, S. 14–44; 2) Neuere Forschungen ?ber das Leben und die kultische Verehrung der heiligen Boris und Gleb. – Opera Slavica, G?ttingen, 1963, t. 4, S. 295–317; Воронин Н. Н. Анонимное сказание о Борисе и Глебе, его время, стиль и автор. – ТОДРЛ, 1957, т. 13, с. 11–56; Ильин Н. Н. Летописная статья 6523 года и ее
В 1015 г. умер киевский князь Владимир I Святославич. Киевский великокняжеский стол занял Святополк. По старшинству он имел право претендовать на это, но обстоятельства рождения Святополка и характер отношения к нему Владимира заставляли его опасаться за прочность своего положения. За 35 лет до этих событий, в 980 г., Владимир, убив своего старшего брата Ярополка, княжившего в Киеве, взял себе в жены его беременную жену “грекиню” (гречанку). Таким образом, хотя Святополк родился, когда его мать являлась женой Владимира I, он был сыном не Владимира, а Ярополка. Поэтому-то, как говорит ““,- “и не любляаше его” Владимир. Стремясь утвердиться на киевском великокняжеском престоле, Святополк стал уничтожать своих возможных соперников. Были убиты по его приказанию сыновья Владимира Святослав, Борис и Глеб. В борьбу за киевский княжеский стол вступил княживший в Новгороде сын Владимир а от Рогнеды Ярослав, прозванный в последствии Мудрым. В результате упорной и длительной борьбы, продолжавшейся до 1019 г. и окончившейся поражением и гибелью Святополка, Ярослав утвердился на киевском престоле (княжил до 1054 г.). Деятельность Ярослава была направлена на усиление могущества и самостоятельности Руси. Важное государственное и политическое значение в этом процессе приобретало положение русской церкви. Стремясь укрепить независимость русской церкви от Византии, Ярослав добивался канонизации (признания святыми) русских государственных и церковных деятелей. Такими первыми, официально признанными Византией русскими святыми стали погибшие в межкняжеских распрях Борис и Глеб. В честь Бориса и Глеба был установлен церковный праздник (24 июля), причисленный к великим годовым праздникам русской церкви.
Культ Бориса и Глеба имел важное государственно-политическое значение. Поведением Бориса и Глеба, не поднявших руки на старшего брата даже в защиту своей жизни, освящалась идея родового старшинства в системе княжеской иерархии: князья, не нарушившие этой заповеди, стали святыми. Политическая тенденция почитания первых русских святых заключалась в осуждении княжеских распрь, в стремлении укрепить государственное единство Руси на основе строгого соблюдения феодальных взаимоотношений между князьями: все князья - братья, но старшие обязаны защищать младших и покровительствовать им, а младшие беззаветно покоряться старшим.
Государственное, церковное и политическое значение культа Бориса иГлеба способствовало созданию и широкому распространению в древнерусской письменности многочисленных произведений о них. Им посвящена летописная повесть (под 1015 г.) об убийстве Бориса (см. Повесть временных лет), “Сказание истрасть и похвала святую мученику Бориса и Глѣба”, написанное неизвестным автором, “Чтение о житии и о погублении блаженную страстотерпцю Бориса и Глѣба”, автором которого был Нестор, проложные сказания (краткие рассказы в Прологах - особом виде древнерусских литературных сборников), паремийное чтение (текст, включенный в богослужебные книги - Паремийники и Служебные Минеи). Вопрос о взаимоотношении всех этих текстов и их хронологии весьма сложен и до настоящего времени не может считаться разрешенным. По мнению большинства ученых в основе и “Сказания”, и “Чтения” лежит летописная повесть (есть, правда, и гипотеза о первичности “Сказания” по отношению к летописной повести). По вопросу о взаимоотношении “Сказания” и “Чтения” в науке существуют две противоположных точки зрения.
С.А. Бугославский на основе текстологического изучения 255 списков всего цикла памятников о Борисе и Глебе пришел к заключению, что “Сказание” возникло в последние годы княжения Ярослава Мудрого (т.е. в середине XI в.). Позже к “Сказанию о Борисе и Глебе” было присоединено “Сказание о чудесах”, составлявшееся последовательно тремя авторами напротяжении 1089-1115 гг. Наиболее ранний список “Сказания” (в Успенском сборнике конца XII - нач. XIII вв.) дошел до нас уже в таком виде (т.е. текст “Сказания о Борисе и Глебе”, дополненный “Сказанием о чудесах”). На основе “Сказания о Борисе и Глебе”, дополненного рассказами о чудесах в редакции второго автора, скорее всего около 1108 г., Нестором было составлено “Чтение”. Противоположная точка зрения, обоснованная А.А. Шахматовым, поддержанная и развитая Н. Серебрянским, Д.И. Абрамовичем, Н.Н. Ворониным (мы называем имена тех исследователей, которые специально занимались этой проблемой), сводится к следующему. Сначала, в 80-х гг. XI в., было написано “Чтение” Нестором. На основе Несторового “Чтения” и летописной повести после 1115 г. было создано “Сказание”, с самого начала включавшее в свой состав и рассказы о чудесах. Гипотетичность обеих точек зрения требует дальнейшей разработки данного вопроса.
В “Сказании”, по сравнению с “Чтением”, гораздо драматичнее и динамичнее изображены описываемые события, сильнее показаны эмоциональные переживания героев. Сочетание в “Сказании” патетичности с лиричностью, риторичности с лаконизмом, близким к летописному стилю повествования, делают этот памятник самого раннего периода древнерусской литературы одним из наиболее ярких произведений Древней Руси. У древнерусских читателей “Сказание” пользовалось значительно большей популярностью, чем “Чтение”: списков первого произведения гораздо больше, чем второго.
Образ Бориса и Глеба, как святых-воинов, покровителей и защитников Русской земли и русских князей, неоднократно использовался в древнерусской литературе, особенно в произведениях, посвященных воинским темам. В течение нескольких веков древнерусские писатели обращались к литературным памятникам о Борисе и Глебе, преимущественно к “Сказанию”, заимствуя из этих источников сюжетные ситуации, поэтические формулы, отдельные обороты и целые отрывки текста. Столь же популярны Борис и Глеб, как святые князья-воины, были и в древнерусском изобразительном искусстве.
Летописная повесть о Борисе и Глебе неоднократно издавалась в составе “Повести временных лет”. Научное издание текстов “Сказания”, “Чтения” и других памятников этого цикла: “Жития святых мучеников Бориса и Глеба ислужбы им”. Подготовил к печати Д.И. Абрамович. Пг., 1916; Бугославский С.П. Украіно-руськи пам᾽ятки XI-XVIII вв. про князив Бориса и Гліба. У Киïві, 1928.
Мы публикуем текст “Сказания о Борисе и Глебе” по списку Успенского сборника (по изд.: Успенский сборник XII-XIII вв.Издание подготовили О.А. Князевская, В.Г. Демьянов, М.В. Ляпон. М., 1971), но в том составе, который, по гипотезе С.А. Бугославского, это произведение имело в своем первоначальном виде, т.е. без “Сказания о чудесах”, но сохраняя приложенную после похвалы Борису и Глебу, перед “Сказанием о чудесах”, статью “О Борисѣ, какъ бѣвъзъръм”. Исправления ошибок и восполнение пропусков делаются по спискам “Сказания”, входящим в редакцию Успенского сборника (по изд. Бугославского).
СКАЗАНИЕ И СТРАДАНИЕ И ПОХВАЛА МУЧЕНИКАМ СВЯТЫМ БОРИСУ И ГЛЕБУ
Господи, благослови, отче!
«Родправедных благословится, - говорил пророк, - и потомки их благословенны будут».
Так и свершилось незадолго до наших дней при самодержце всей Русской земли Владимире, сыне Святославовом, внуке Игоревом, просветившем святым крещением всю землю Русскую. О прочих его добродетелях в другом месте поведаем, ныне же не время. О том же, что начали, будем рассказывать по порядку. Владимир имел 12 сыновей, и не от одной жены: матери у них были разные. Старший сын - Вышеслав, после него - Изяслав, третий - Святополк, который и замыслил это злое убийство. Мать его гречанка, прежде была монахиней. Брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев. Поэтому и не любил его Владимир, ибо не от него был он. А от Рогнеды Владимир имел четырех сыновей: Изяслава, и Мстислава, и Ярослава, и Всеволода. От другой жены были Святослав и Мстислав, а от жены-болгарки - Борис и Глеб. И посадил их всех Владимир по разным землям на княжение, о чем в другом месте скажем, здесь же расскажем про тех, о ком сия повесть.
Посадил Владимир окаянного Святополка на княжение в Пинске, а Ярослава - в Новгороде, а Бориса - в Ростове, а Глеба - в Муроме. Не стану, однако, много толковать, чтобы во многословии не забыть о главном, но, о ком начал, поведаем вот что. Протекло много времени, и, когда минуло 28 лет после святого крещения, подошлик концу дни Владимира - впал он в тяжкий недуг. В это же время пришел из Ростова Борис, а печенеги вновь двинулись ратью на Русь, и великая скорбь охватила Владимира, так как не мог он выступить против них, и это сильно печалило его. Призвал тогда он к себе Бориса, нареченного в святом крещении Романом, блаженного и скоропослушливого, и, дав ему под начало много воинов, послал его против безбожных печенегов. Борис же с радостью пошел, говоря: «Готов я пред очами твоими свершить, что велит воля сердца твоего». О таких Приточник говорил: «Был сын отцу послушный и любимый матерью своею».
Когда Борис, выступив в поход и не встретив врага, возвращался обратно, прибыл к нему вестник и поведал ему о смерти отца. Рассказал он, как преставился отец его Василий (этим именем назван был Владимир в святом крещении) и как Святополк, утаив смерть отца своего, ночью разобрал помост в Берестове и, завернув тело в ковер, спустил его на веревках на землю, отвез на санях и поставил в церкви святой Богородицы. И как услышал это святой Борис, стал телом слабеть и все лицо его намокло от слез, обливаясь слезами, не в силах был говорить. Лишь в сердце своем так размышлял: «Увы мне, свет очей моих, сияние и заря лица моего, узда юности моей, наставник неопытности моей! Увы мне, отец и господин мой! К кому прибегну, к кому обращу взор свой? Где еще найду такую мудрость и как обойдусь без наставлений разума твоего? Увы мне, увы мне! Как же ты зашло, солнце мое, а меня не было там! Был бы я там, то сам бы своими руками честное тело твое убрал и могиле предал. Но не нес я доблестное тело твое, несподобился целовать прекрасные твои седины. О, блаженный, помяни меня в месте успокоения твоего! Сердце мое горит, душа мой разум смущает и не знаю, к кому обратиться, кому поведать эту горькую печаль? Брату, которого я почитал какотца? Но тот, чувствую я, о мирской суете печется и убийство мое замышляет. Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед Господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». И в послании апостола сказано: «Кто говорит: “Ялюблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец». И еще: «В любви нет страха, совершенная любовь изгоняет страх». Поэтому, что я скажу, что сделаю? Вот пойду к брату моему и скажу: «Будь мне отцом - ведь ты брат мой старший. Что повелишь мне, господин мой?»
И, помышляя так в уме своем, пошел к брату своему и говорил в сердце своем: «Увижу ли я хотя бы братца моего младшего Глеба, как Иосиф Вениамина?» И решил в сердце своем: «Да будет воля твоя, Господи!» Про себя же думал: «Если пойду в дом отцасвоего, то многие люди станут уговаривать меня прогнать брата, как поступал, ради славы и княжения в мире этом, отец мой до святого крещения. А ведь все это преходяще и непрочно, как паутина. Куда я приду по отшествии своем из мира этого? Где окажусь тогда? Какой получу ответ? Где скрою множество грехов своих? Что приобрели братья отца моего или отец мой? Где их жизнь и слава мира сего, и багряницы, и пиры, серебро и золото, вина и меды, яства обильные, и резвые кони, и хоромы изукрашенные и великие, и богатства многие, и дани и почести бесчисленные, и похвальба боярами своими? Всего этого будто и не было: все с ним исчезло, и ни от чего нет подспорья - ни от богатства, ни от множества рабов, ни от славы мира сего. Так и Соломон, все испытав, все видев, всем овладев и все собрав, говорил обо всем: “Суета сует - все суета!” Спасение только в добрых делах, в истинной вере и в нелицемерной любви».
Идя же путем своим, думал Борис о красоте и молодости своей и весь обливался слезами. И хотел сдержаться, но не мог. И все видевшие его тоже оплакивали юность его и его красоту телесную и духовную. И каждый в душе своей стенал от горести сердечной, и все были охвачены печалью.
Кто же невосплачется, представив пред очами сердца своего эту пагубную смерть?
Весь облик его был уныл, и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смиренен, всех он жалел и всем помогал.
Так помышлял в сердце своем богоблаженный Борис и говорил: «Знал я, что брата злые люди подстрекают на убийство мое, и погубит он меня. И когда прольет кровь мою, то буду я мучеником пред Господом моим, и примет душу мою Владыка». Затем, забыв смертную скорбь, стал утешать он сердце свое Божьим словом: «Тот, кто пожертвует душой своей ради меня и моего учения, обретет и сохранит ее в жизнивечной». И пошел с радостным сердцем, говоря: «Господи премилостивый, не отринь меня, на тебя уповающего, но спаси душу мою!»
Святополк же, сев на княжение в Киеве после смерти отца, призвал к себе киевлян и, щедро одарив их, отпустил. К Борису же послал такую весть: «Брат, хочу жить с тобой в любви и к полученному от отца владению добавлю еще». Но не было правды в его словах. Святополк, придя ночью в Вышгород, тайно призвал к себе Путьшу и вышегородских мужей и сказал им: «Признайтесь мне без утайки - преданы ли вы мне?» Путьша ответил: «Все мы готовы головы свои положить за тебя».
Когда увидел дьявол, исконный враг всего доброго в людях, что святой Борис всю надежду свою возложил на Бога, то стал строить козни и, как в древние времена Каина, замышлявшего братоубийство, уловил Святополка. Угадал он помыслы Святополка, поистине второго Каина: ведь хотел перебить он всех наследников отца своего, чтобы одному захватить всю власть.
Тогда призвал к себе окаянный треклятый Святополк сообщников злодеяния и зачинщиков всей неправды, отверз свои прескверные уста и вскричал злобным голосом Путьшиной дружине: «Раз вы обещали положить за меня свои головы, то идите тайно, братья мои, и где встретите брата моего Бориса, улучив подходящее время, убейте его». И они обещали ему сделать это.
О таких пророк говорил: «Скоры они на подлое убийство. Оскверненные кровопролитием, они навлекают на себя несчастья. Таковы пути всех, совершающих беззаконие, - нечестием губят душу свою».
Блаженный же Борис возвратился и раскинул свой стан на Альте. И сказала ему дружина: «Пойди, сядь в Киеве на отчий княжеский стол - ведь все воины в твоих руках». Он же им отвечал: «Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старшего, которого чту я как отца». Услышав это, воины разошлись, и остался он только с отроками своими. И был день субботний. В тоске и печали, с удрученным сердцем вошел он в шатер свой и заплакал в сокрушении сердечном, но, с душой просветленной, жалобно восклицая: «Не отвергай слез моих, Владыка, ибо уповаю я на тебя! Пусть удостоюсь участи рабов твоих и разделю жребий со всеми святыми твоими, ты Бог милостивый, и славу тебе возносим вовеки! Аминь».
Вспомнил оно мучении и страданиях святого мученика Никиты и святого Вячеслава, которые были убиты так же, и о том, как убийцей святой Варвары был ее родной отец. И вспомнил слова премудрого Соломона: «Праведники вечно живут, и от Господа им награда и украшение им от Всевышнего». И только этими словами утешался и радовался.
Между тем наступил вечер, и Борис повелел петь вечерню, а сам вошел в шатер свой и стал творить вечернюю молитву со слезами горькими, частым воздыханием и непрерывными стенаниями. Потом лег спать, и сон его тревожили тоскливые мысли и печаль горькая, и тяжелая, и страшная: как претерпеть мучение и страдание, и окончить жизнь, и веру сохранить, и приуготовленный венец принять из рук Вседержителя. И, проснувшись рано, увидел, что время уже утреннее. А был воскресный день. Сказал он священнику своему: «Вставай, начинай заутреню». Сам же, обувшись и умыв лицо свое, начал молиться к Господу Богу.
Посланные же Святополком пришли на Альту ночью, и подошли близко, и услышали голос блаженного страстотерпца, поющего на заутреню Псалтырь. И получил он уже вестьо готовящемся убиении его. И начал петь: «Господи! Как умножились враги мои! Многие востают на меня» - и остальную часть псалма, до конца. И, начавши петь по Псалтыри: «Окружили меня скопища псов и тельцы тучные обступили меня», продолжил: «Господи Боже мой! На тебя я уповаю, спаси меня!» И после этого пропел канон. И когда окончил заутреню, стал молиться, взирая на икону Господнюи говоря: «Господи Иисусе Христе! Как ты, в этом образе явившийся на землю и собственною волею давший пригвоздить себя к кресту и принять страдание за грехи наши, сподобь и меня так принять страдание!»
И когда услышал он зловещий шепот около шатра, то затрепетал, и потекли слезы из глазего, и промолвил: «Слава тебе, Господи, за все, ибо удостоил меня зависти радипринять сию горькую смерть и претерпеть все ради любви к заповедям твоим. Незахотели мы сами избегнуть мук, ничего не пожелали себе, последуя заповедям апостола: “Любовь долготерпелива, всему верит, не завидует и не превозносится”. И еще: “В любви нет страха, ибо истинная любовь изгоняет страх”. Поэтому, Владыка, душа моя в руках твоих всегда, ибо не забыл я твоей заповеди. Как Господу угодно - так и будет». И когда увидели священник Борисов и отрок, прислуживающий князю, господина своего, объятого скорбью и печалью, то заплакали горько и сказали: «Милостивый и дорогой господин наш! Какой благостиисполнен ты, что не восхотел ради любви Христовой воспротивиться брату, а ведь сколько воинов держал под рукою своей!» И, сказав это, опечалились.
И вдруг увидел устремившихся к шатру, блеск оружия, обнаженные мечи. И без жалости пронзено было честное и многомилостивое тело святого и блаженного Христова страстотерпца Бориса. Поразили его копьями окаянные Путьша, Талец, Елович, Ляшко.
Видя это, отрок его прикрыл собою тело блаженного, воскликнув: «Да не оставлю тебя, господин мой любимый, - где увядает красота тела твоего, тут и я сподоблюсь окончить жизнь свою!»
Был же он родом венгр, по имени Георгий, и наградил его князь золотой гривной, и был любим Борисом безмерно. Тут и его пронзили.
И, раненный, выскочил он в оторопе из шатра. И заговорили стоящие около шатра: «Что стоите и смотрите! Начав, завершим повеленное нам». Услышав это, блаженный стал молиться и просить их, говоря: «Братья мои милые и любимые! Погоди те немного, дайте помолиться Богу». И воззрев на небо со слезами, и горько вздохнув, начал молиться такими словами: «Господи Боже мой многомилостивый имилостивый и премилостивый! Слава тебе, что сподобил меня уйти от обольщения этой обманчивой жизни! Слава тебе, щедрый дарователь жизни, что сподобил меня подвига достойного святых мучеников! Слава тебе, Владыка человеколюбец, что сподобил меня свершить сокровенное желание сердца моего! Слава тебе, Христос, слава безмерному твоему милосердию, ибо направил ты стопы мои на правый путь! Взгляни с высоты святости твоей и узри боль сердца моего, которую претерпел я от родственника моего - ведь ради тебя умерщвляют меня в день сей. Меня уравняли с овном, уготовленным на убой. Ведь ты знаешь, Господи, не противлюсья, не перечу и, имев под своей рукой всех воинов отца моего и всех, кого любилотец мой, ничего не замышлял против брата моего. Он же, сколько смог, воздвигпротив меня. “Если бы враг поносил меня - это я стерпел бы; если бы ненавистник мой клеветал на меня, - укрылся бы я от него”. Но ты, Господи, будь свидетель и сверши суд между мною и братом моим. И не осуждай их, Господи, за грех этот, но прими с миром душу мою. Аминь».
И воззрев на своих убийц горестным взглядом, с осунувшимся лицом, весь обливаясь слезами, промолвил: «Братья, приступивши, заканчивайте порученное вам. И да будет мир брату моему и вам, братья!»
И все, кто слышали слова его, не могли вымолвить ни слова от страха и печали горькой ислез обильных. С горькими воздыханиями жалобно сетовали и плакали, и каждый в душе своей стенал: «Увы нам, князь наш милостивый и блаженный, поводырь слепым, одежда нагим, посох старцам, наставник неразумным! Кто теперь их всех направит? Не восхотел славы мира сего, не восхотел веселиться с вельможами честными, невосхотел величия в жизни сей. Кто не поразится столь великому смирению, кто несмирится сам, видя и слыша его смирение?»
И так почил Борис, предав душу свою в руки Бога живого в 24-й день месяца июля, за 9 дней до календ августовских.
Перебили и отроков многих. С Георгия же не могли снять гривны и, отрубив ему голову, отшвырнули ее прочь. Поэтому и не смогли опознать тела его.
Блаженного же Бориса, обернув в шатер, положили на телегу и повезли. И когда ехали бором, начал приподнимать он святую голову свою. Узнав об этом, Святополк послал двух варягов, и те пронзили Бориса мечом в сердце. И так скончался, восприняв неувядаемый венец. И, принесши тело его, положили в Вышгороде и погребли в земле у церкви святого Василия.
И неостановился на этом убийстве окаянный Святополк, но в неистовстве своем сталготовиться на большее преступление. И увидев осуществление заветного желания своего, не думал о злодейском своем убийстве и о тяжести греха, и ни мало не раскаивался в содеянном. И тогда вошел в сердце его сатана, начав подстрекать на еще большие злодеяния и новые убийства. Так говорил в душе своей окаянной: «Что сделаю? Если остановлюсь на этом убийстве, то две участи ожидают меня: когда узнают о случившемся братья мои, то, подстерегши меня, воздадут мне горше содеянного мною. А если и не так, то изгонят меня и лишусь престола отца моего, и сожаление по утраченной земле моей изгложет меня, и поношения поносящих обрушатся на меня, и княжение мое захватит другой, и в жилищах моих неостанется живой души. Ибо я погубил возлюбленного Господом и к болезни добавил новую язву, добавлю же к беззаконию беззаконие. Ведь и грех матери моей не простится и с праведниками я не буду вписан, но изымется имя мое из книг жизни». Так ислучилось, о чем после поведаем. Сейчас же еще не время, а вернемся к нашему рассказу.
И, замыслив это, злой дьявола сообщник послал за блаженным Глебом, говоря: «Приходи немедля. Отец зовет тебя, тяжко болен он».
Глеб быстро собрался, сел на коня и отправился с небольшой дружиной. И когда пришли на Волгу, в поле оступился под ним конь в яме, и повредил слегка ногу. А как пришел Глеб в Смоленск, отошел от Смоленска недалеко и стал на Смядыни, в ладье. А в это время пришла весть от Предславы к Ярославу о смерти отца. И Ярослав прислал к Глебу, говоря: «Не ходи, брат! Отец твой умер, а брат твой убит Святополком».
И, услышав это, блаженный возопил с плачем горьким и сердечной печалью, и так говорил: «О, увы мне, Господи! Вдвойне плачу и стенаю, вдвойне сетую и тужу. Увы мне, увы мне! Плачу горько по отце, а еще горше плачу и горюю по тебе, брат и господин мой, Борис. Как пронзен был, как без жалости убит, как не от врага, но от своего брата смерть воспринял? Увы мне! Лучше бы мне умереть с тобою, нежели одинокому и осиротевшему без тебя жить на этом свете. Я-то думал, что скоро увижу лицо твое ангельское, а вот какая беда постигла меня, лучше бы мне стобой умереть, господин мой! Что же я буду делать теперь, несчастный, лишенный твоей доброты и многомудрия отца моего? О милый мой брат и господин! Если твои молитвы доходят до Господа, - помолись о моей печали, чтобы и я сподобился такое же мучение восприять и быть с тобою, а не на этом суетном свете».
И когда он так стенал и плакал, орошая слезами землю и призывая Бога с частыми вздохами, внезапно появились посланные Святополком злые слуги его, безжалостные кровопийцы, лютые братоненавистники с душою свирепых зверей.
Святой же плыл в это время в ладье, и они встретили его в устье Смядыни. И когда увидел их святой, то возрадовался душою, а они, увидев его, помрачнели и стали грести к нему, и подумал он - приветствовать его хотят. И, когда поплыли рядом, начали злодеи перескакивать в ладью его с блещущими, как вода, обнаженными мечами в руках. И сразу у всех весла из рук выпали, и все помертвели от страха. Увидев это, блаженный понял, что хотят убить его. И, глядя на убийц кротким взором, омывая лицо свое слезами, смирившись, в сердечном сокрушении, трепетно вздыхая, заливаясь слезами и ослабев телом, стал жалостно умолять: «Не трогайте меня, братья мои милые и дорогие! Не трогайте меня, никакого зла вам не причинившего! Пощадите, братья и повелители мои, пощадите! Какую обиду нанес я брату моему и вам, братья и повелители мои? Если есть какая обида, то ведите меня к князю вашему и к брату моему и господину. Пожалейте юность мою, смилуйтесь, повелители мои! Будьте господами моими, а я буду вашим рабом. Не губите меня, в жизни юного, не пожинайте колоса, еще не созревшего, соком беззлобия налитого! Не срезайте лозу, еще не выросшую, но плод имеющую! Умоляю вас и отдаюсь навашу милость. Побойтесь сказавшего устами апостола: “Не будьте детьми умом: надело злое будьте как младенцы, а по уму совершеннолетни будьте”. Я же, братья, и делом и возрастом молод еще. Это не убийство, но живодерство! Какое зло сотворил я, скажите мне, и не буду тогда жаловаться. Если же кровью моей насытиться хотите, то я, братья, в руках ваших и брата моего, а вашего князя».
И ни единое слово не устыдило их, но как свирепые звери напали на него. Он же, видя, что невнемлют словам его, стал говорить: «Да избавятся от вечных мук и любимый отец мой и господин Василий, и мать госпожа моя, и ты, брат Борис, - наставник юности моей, и ты, брат и пособник Ярослав, и ты, брат и враг Святополк, и все вы, братья и дружина, пусть все спасутся! Уже не увижу вас в жизни сей, ибо разлучают меня с вами насильно». И говорил плача: «Василий, Василий, отец мой и господин! Преклони слух свой и услышь глас мой, посмотри и узри случившееся с сыном твоим, как ни за что убивают меня. Увы мне, увы мне! Услышь, небо, и внемли, земля! И ты, Борис брат, услышь глас мой. Отца моего Василия призвал, и не внял он мне, неужели и ты не хочешь услышать меня? Погляди на скорбь сердца моего и боль души моей, погляди на потоки слез моих, текущих как река! И ни кто не внемлет мне, но ты помяни меня и помолись обо мне перед Владыкой всех, ибо ты угоден ему и предстоишь пред престолом его».
И, преклонив колени, стал молиться: «Прещедрый и премилостивый Господь! Не презри слез моих, смилуйся над моей печалью. Воззри на сокрушение сердца моего: убивают меня неведомо за что, неизвестно, за какую вину. Ты знаешь, Господи Боже мой! Помню слова, сказанные тобою своим апостолам: “За имя мое, меня ради поднимут на вас руки, и преданы будете родичами и друзьями, и брат брата предаст на смерть, и умертвят вас ради имени моего”. И еще: “Терпением укрепляйте души свои”. Смотри, Господи, и суди: вот готова моя душа предстать пред тобою, Господи! И тебе славу возносим, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Потом взглянул на убийц и промолвил жалобным и прерывающимся голосом: «Раз уж начали, приступивши, свершите то, на что посланы!»
Тогда окаянный Горясер приказал зарезать его без промедления. Повар же Глебов, поимени Торчин, взял нож и, схватив блаженного, заклал его, как агнца непорочного и невинного, месяца сентября в 5-й день, в понедельник.
И была принесена жертва Господу чистая и благоуханная, и поднялся в небесные обители к Господу, и свиделся с любимым братом, и восприняли оба венец небесный, к которому стремились, и возрадовались радостью великой и неизреченной, которую получили.
Окаянные же убийцы возвратились к пославшему их, как говорил Давид: «Возвратятся нечестивые во ад и все забывающие Бога». И еще: «Обнажают меч нечестивые и натягивают лук свой, чтобы поразить идущих прямым путем, но меч их войдет в их же сердце, и луки их сокрушатся, а нечестивые погибнут». И когда сказали Святополку, что «исполнили повеление твое», то, услышав это, вознесся он сердцем, и сбылось сказанное псалмопевцем Давидом: «Что хвалишься злодейством сильный? Беззаконие в сей день, неправду замыслил язык твой. Ты возлюбил зло больше добра, больше ложь, нежели говорить правду. Ты возлюбил всякие гибельные речи, и язык твой льстивый. Поэтому Бог сокрушит тебя до конца, изринет и исторгнет тебя из жилища твоего и род твой из земли живых».
Когда убили Глеба, то бросили его в пустынном месте меж двух колод. Но Господь, неоставляющий своих рабов, как сказал Давид, «хранит все кости их, и ни одна изних не сокрушится».
И этого святого, лежавшего долгое время, не оставил Бог в неведении и небрежении, носохранил невредимым и явлениями ознаменовал: проходившие мимо этого места купцы, охотники и пастухи иногда видели огненный столп, иногда горящие свечи или слышали ангельское пение.
И ни единому, видевшему и слышавшему это, не пришло на ум поискать тело святого, пока Ярослав, не стерпев сего злого убийства, не двинулся на братоубийцу окаянного Святополка и не начал с ним жестоко воевать. И всегда соизволением Божьим и помощью святых побеждал в битвах Ярослав, а окаянный бывал посрамлен и возвращался побежденным.
И вот однажды этот треклятый пришел со множеством печенегов, и Ярослав, собрав войско, вышел навстречу ему на Альту и стал в том месте, где был убит святой Борис. И, воздев руки к небу, сказал: «Кровь брата моего, как прежде Авелева, вопиет к тебе, Владыка. И ты отомсти за него и, как братоубийцу Каина, повергни Святополка в ужас и трепет. Молю тебя, Господи, - да воздается ему за это». И помолился и сказал: «О, братья мои, хотя телом вы и отошли отсюда, но благодатию живы и предстоите перед Господом и своей молитвой поможете мне!»
После этих слов сошлись противники друг с другом, и покрылось поле Альтское множеством воинов. И на восходе солнца вступили в бой, и была сеча зла, трижды вступали в схватку и так бились целый день, и лишь к вечеру одолел Ярослав, а окаянный Святополк обратился в бегство. И обуяло его безумие, и так ослабели суставы его, что не мог сидеть на коне, и несли его на носилках. Прибежали с ним к Берестью. Он же говорит: «Бежим, ведь гонятся за нами!» И послали разведать, и не было ни преследующих, ни едущих по следам его. А он, лежа в бессилии и приподнимаясь, восклицал: «Бежим дальше, гонятся! Горе мне!» Невыносимо ему было оставаться на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый гневом Божьим.
И прибежалв пустынное место между Чехией и Польшей и тут бесчестно скончался. И принял отмщение от Господа: довел Святополка до гибели охвативший его недуг, и посмерти - муку вечную. И так потерял обе жизни: здесь не только княжения, но и жизни лишился, а там не только царства небесного и с ангелами пребывания неполучил, но мукам и огню был предан. И сохранилась могила его до наших дней, и исходит от нее ужасный смрад в назидание всем людям. Если кто-нибудь поступит так же, зная об этом, то поплатится еще горше. Каин, не ведая об отмщении, единую кару принял, а Ламех, знавший о судьбе Каина, в семьдесят раз тяжелее наказан был. Такова месть творящим зло. Вот Юлиан цесарь - пролил он много крови святых мучеников, и постигла его страшная и бесчеловечная смерть: неведомо кем пронзен был копьем в сердце. Так же и этот - неизвестно от кого бегая, позорной смертью скончался.
И с тех пор прекратились усобицы в Русской земле, а Ярослав принял всю землю Русскую. И начал он расспрашивать о телах святых - как и где похоронены? И о святом Борисе поведали ему, что похоронен в Вышгороде. А о святом Глебе не все знали, что у Смоленска был убит. И тогда рассказали Ярославу, что слышали от приходящих оттуда: как видели свет и свечи в пустынном месте. И, услышав это, Ярославпослал к Смоленску священников разузнать в чем дело, говоря: «Это брат мой». И нашли его, где были видения, и, придя туда с крестами, и свечами многими, и скадилами, торжественно положили Глеба в ладью и, возвратившись, похоронили его в Вышгороде, где лежит тело преблаженного Бориса; раскопав землю, тут и Глеба положили с подобающим почетом.
И вот что чудесно и дивно и памяти достойно: столько лет лежало тело святого Глеба и оставалось невредимым, не тронутым ни хищным зверем, ни червями, даже непочернело, как обычно случается с телами мертвых, но оставалось светлым и красивым, целым и благоуханным. Так Бог сохранил тело своего страстотерпца.
И не знали многие о лежащих тут мощах святых страстотерпцев. Но, как говорил Господь: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы, и, зажегши свечу, не ставят ее подспудом, но на подсвечнике выставляют, чтобы светила всем». Так и этих святых поставил Бог светить в мире, многочисленными чудесами сиять в великой Русской земле, где многие страждущие исцеляются: слепые прозревают, хромые бегают быстрее серны, горбатые выпрямляются.
Невозможно описать или рассказать о творимых чудесах, воистину весь мир их не может вместить, ибо дивных чудес больше песка морского. И не только здесь, но и вдругих странах, и по всем землям они проходят, отгоняя болезни и недуги, навещая заключенных в темницах и закованных в оковы. И в тех местах, где были увенчаны они мученическими венцами, созданы были церкви в их имя. И много чудес совершается с приходящими сюда.
Не знаю поэтому, какую похвалу воздать вам, и недоумеваю, и не могу решить, что сказать? Нарек бы вас ангелами, ибо без промедления являетесь всем скорбящим, но жили вы на земле среди людей во плоти человеческой. Если же назову вас людьми, то ведь своими бесчисленными чудесами и помощью немощным превосходитевы разум человеческий. Провозглашу ли вас цесарями или князьями, но самых простых и смиренных людей превзошли вы своим смирением, это и привело вас в горние места и жилища.
Воистину вы цесари цесарям и князья князьям, ибо вашей помощью и защитой князья наши всех противников побеждают и вашей помощью гордятся. Вы наше оружие, земли Русской защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем и дьявольские козни на земле попираем. Воистину и без сомнений могу сказать: вы небесные люди и земные ангелы, столпы и опора земли нашей! Защищаете свое отечество и помогаете так же, как и великий Димитрий своему отечеству. Он сказал: «Как был с ними в радости, так и в погибели их с ними умру». Но если великий и милосердый Димитрий об одном лишь городе так сказал, то вы не о едином граде, не о двух, не о каком-то селении печетесь и молитесь, но о всей земле Русской!
О, блаженны гробы, принявшие ваши честные тела как сокровище многоценное! Блаженна церковь, в коей поставлены ваши гробницы святые, хранящие в себе блаженные тела ваши, о Христовы угодники! Поистине блажен и величественнее всех городов русских и высший город, имеющий такое сокровище. Нет равного ему во всем мире. По праву назван Вышгород - выше и превыше всех городов: второй Солунь явился в Русской земле, исцеляющий безвозмездно, с Божьей помощью, не только наш единый народ, но всей земле спасение приносящий. Приходящие из всех земель даром получают исцеление, как в святых Евангелиях Господь говорил святым апостолам: «Даром получили, даром давайте». О таких и сам Господь говорил: «Верующий в меня, в дела, которые я творю, сотворит сам их, и больше сих сотворит».
Но, облаженные страстотерпцы Христовы, не забывайте отечества, где прожили свою земную жизнь, никогда не оставляйте его. Так же и в молитвах всегда молитесь занас, да не постигнет нас беда и болезни, да не коснутся тела рабов ваших. Вам дана благодать, молитесь за нас, вас ведь Бог поставил перед собой заступникамии ходатаями за нас. Потому и прибегаем к вам, и, припадая со слезами, молимся, да не окажемся мы под пятой вражеской, и рука нечестивых да не погубит нас, пусть никакая пагуба не коснется нас, голод и беды удалите от нас, и избавьте нас от неприятельского меча и межусобных раздоров, и от всякой беды и нападения защитите нас, на вас уповающих. И к Господу Богу молитву нашу с усердием принесите, ибо грешим мы сильно, и много внас беззакония, и бесчинствуем с излишком и без меры. Но, на ваши молитвы надеясь, возопием к Спасителю, говоря: «Владыко, единый без греха! Воззри со святых небес своих на нас, убогих, и хотя согрешили, но ты прости, и хотя беззаконие творим, помилуй, и, впавших в заблуждение, как блудницу, прости наси, как мытаря, оправдай! Да снизойдет на нас милость твоя! Да прольется на нас человеколюбие твое! И не допусти нас погибнуть из-за грехов наших, не дай уснуть и умереть горькою смертью, но избавь нас от царящего в мире зла и дайнам время покаяться, ибо много беззаконий наших пред тобою, Господи! Рассуди нас по милости твоей, Господи, ибо имя твое нарицается в нас, помилуй нас и спаси и защити молитвами преславных страстотерпцев твоих. И не предай нас в поругание, а излей милость твою на овец стада твоего, ведь ты Бог наш и тебеславу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь!»
О Борисе, какой был видом. Сей благоверный Борис был благого корени, послушен отцу, покорялся во всем отцу. Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, весел лицом, борода мала и ус - ибо молод еще был, сиял по-царски, крепок был, всем был украшен - точно цветок цвел он в юности своей, на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и благодать Божия цвела в нем.
"Житие Бориса и Глеба" является образцом древнерусского книжного жития. Оно создано в конце XI-начале XII века и дошло до нас в двух вариантах: "Сказание" и "Чтение". Автор сказания неизвестен, "Чтение" принадлежит Нестору. В основе этих произведений древнерусской книжности лежит сюжет о мученической кончине князей Бориса и Глеба, убитых их братом Святополком в борьбе за киевский престол.
В 1015 году умер князь Владимир. Власть в Киеве захватил его сын Святополк. По приказу князя был убит его брат Борис, а через месяц — другой брат Глеб. Но третий брат Ярослав двинулся в поход против Святополка, одержал над ним победу и сам утвердился в Киеве. Борис и Глеб были погребены в Вышгороде у церкви святого Василия. Их могилы стали местом паломничества 1 . При постройке новой церкви взамен сгоревшей обнаружилось, что тела Бориса и Глеба нетленны. Это обстоятельство и явилось поводом для объявления их святыми. Культ Бориса и Глеба имел важный политический смысл: он "освящал" и утверждал государственную идею, согласно которой все русские князья — братья, и в тоже время подчеркивал обязательность подчинения младших князей старшим.
Житие сосредоточивает внимание на гибели братьев. Борис и Глеб изображаются идеальными христианскими героями-мучениками. Они добровольно принимают мученический венец.
Борис во всем покорен старшим князьям. По велению отца, князя Владимира, он отправляется в поход против печенегов. На обратном пути он узнает, что отец скончался, а киевский престол захватил Святополк. Борис оплакивает смерть отца. Дружина предлагает ему пойти на Киев, но, подчиняясь долгу вассала, он отказывается и предпочитает смерть измене. "Идя дорогой, Борис размышлял о красоте и доброте своей и слезами заливался, и хотел удержаться от них, но не мог. И все, видевшие его в слезах, плакали о благородстве и честном разуме юности его, и каждый в душе своей скорбел в горести сердечной, и все пребывали в печали... Вид Бориса был уныл, взор и сокрушенное сердце, как у святого. Был блаженный правдив, щедр, тих, кроток, смиренен, всех миловал и обо всех заботился" 2 . Борис думал: "Знаю, что брата моего зла ради толкнут люди на убийство мое и погубят меня. Если прольет кровь мою, то буду мученик, перед Господом моим, и душу мою примет господь" 3 .
Скорбь Бориса сменялась утешениями божьими: "Кто погубит душу свою меня ради и моего учения, тот найдет и сохранит ее в жизни вечной". И радость наполнила сердце Бориса. Он обратился к Богу, говоря: "Не отвергай, Господь, премилостивый, меня, уповающего на тебя, но спаси душу мою" 4 .
Борис начинает готовиться к смерти. При мысли, что ему предстоит умереть, он испытывает страх. Предчувствие смерти переходит в уверенность. Растет тревога, Борис не в силах сдержать сердечного волнения. Заговорщики, посланные Святополком, окружают шатер, где молится князь, и поражают его копьями. Смертельно раненный Борис просит дать ему время помолиться. Его везут на телеге в город, и два варяга добивают мученика ударом меча в сердце.
Глеб такой же герой-мученик, как и Борис. Когда Святополк его зовет в Киев, он немедленно отправляется в путь. Недалеко от Смоленска его настигают посланные Святополком убийцы, и Глеб безропотно, не оказывая никакого сопротивления, позволяет убить себя. Однако образ Глеба не во всем повторяет Бориса. В отличие от Бориса, томимого мрачным предчувствием, Глеб ничего не подозревает, даже когда узнает о смерти отца и гибели брата. Он только выражает желание поскорее встретиться с любимым братом на небесах, если уж нельзя на земле.
Наивно-восторженно Глеб относится к окружающему миру, он не верит, что его могут убить. При виде убийц, подплывающих к нему в лодке, он, не замечая их мрачных лиц, радуется встрече. О том, что его собираются убить, Глеб догадывается лишь тогда, когда они стали "скакать" в его лодку, держа в руках мечи. Глеб, дрожа всем телом, просит о пощаде, как просят дети: "Не троньте меня, не троньте меня!" Он не понимает, за что и почему должен умереть. Беззащитность Глеба очень трогательна. Это один из самых светлых образов древнерусской литературы.
Вводятся в "Повесть" и внутренние монологи. Их произносят, как пишет летописец, герои, "глаголаше в сердце своем".
Психологическое состояние персонажей воспроизводится и в авторских описаниях. Автор даже пытается донести до читателей противоречивость чувств, охвативших героев. Так, в душе Бориса одно чувство сменяется другим: скорбь в связи с предчувствием гибели и радость в ожидании мученического конца идеального христианского героя. Это живая непосредственность в выражении чувств, характерная для древней литературы, более того, это уже отчетливо выраженные черты психологизма.
Монологи Бориса и Глеба не лишены образности и лиризма. Так, например, плач Бориса по умершему отцу: "Увы мне, свет очей моих, сияние и заря лица моего, узда юности моей, наставление неразумия моего! Увы мне, отец и господин мой! К кому прибегну, на кого взгляну? Где восприму столь благое учение и наставления разума твоего? Увы мне, увы мне! Закатилось солнце мое, и не было меня с тобой!" 5 .
В этом монологе автор обратился к ораторской прозе и в то же время к образности народного плача. Народная поэзия придала речи героя определенный лиризм, позволила ярче выразить чувства сыновней скорби. В душе Глеба смешиваются два чувства — скорбь от предчувствия гибели и радость, которую должен испытывать идеальный герой-мученик в ожидании мученического конца.
В образе князя Святополка миру света и добра, как и в русском фольклоре, резко противопоставляется мир тьмы и зла. Уже в начале произведения автор приписывает ему эпитет "окаянный", при его изображении не жалеет черных красок. Святополк — "треклятый", "второй Каин, мысли которого уловлены дьяволом", у него "прескверные уста", "злой глас". За совершенные преступления Святополк несет достойное наказание. Разбитый Ярославом, в паническом страхе бежит он с поля боя. Автор пишет: "Окаянный Святополк побежал и напал на него бес. И расслабло тело его так, что он не мог на коне сидеть. И несли его на носилках". Ему постоянно слышится топот коней преследующего его Ярослава: "“Бежим! Вот преследуют нас!” И посылали посмотреть, но не было ни гонящихся, ни преследующих его. А он, лежа в немочи, восклицал, говоря: “Бежим! Опять преследуют!” И не мог остаться на одном месте. И прибежал в Ляшскую землю, гонимый гневом божьим. И прибежал в необитаемое место между чехами и ляхами и здесь в муках окончил жизнь свою. И принял возмездие от Бога, наславшего на него губительные язвы и после смерти муку вечную". И, если убитые им братья считаются святыми, то от могилы Святополка "исходит смрад в назидание людям... И с этого времени прекратилась крамола на русской земле". Этим подчеркивается стремление автора к единению Руси.
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
- Используя словарно-справочный материал, выясните, как определяется жанр жития и чем он характеризуется, каковы его композиция и стиль.
- Относятся ли к житию как жанру следующие художественные приемы: трехчастная композиция, торжественно-приподнятый стиль, сочетающийся с фактическим повествованием о жизни, строго определенное изображение героя ("злодей", "святой"), а также изображение героя, близкое к иконописи?
- Покажите на конкретных примерах жанровые особенности "Жития Бориса и Глеба". Выясните его связи с устным народным творчеством.
- Кратко перескажите содержание произведения, сохраняя его стиль и передавая авторское отношение к изображаемому.
- Как житие связано с идеей осуждения братоубийственных распрей князей и патриотической идеей "русской великой страны"?
- Сопоставьте его сюжет с повестью об ослеплении Василька Теребовльского. Какие общие идеи волнуют авторов? Почему их так подробно излагает летопись?
- Какое выражение в произведении находит "мир света и добра"?
- Как создается ореол святости Бориса? Почему о нем можно сказать, что он святой?
- Какие человеческие черты присущи его облику? Проследите по тексту примеры проявления живых человеческих чувств Бориса.
- Какое место в характеристике Бориса занимает мотив слез? Подтвердите словами из текста.
- Что отличает Глеба от Бориса? Какие особенности его характера подчеркивает автор?
- Как складывается драматическая ситуация вокруг юного князя?
- Перескажите сцену убийства Глеба.
- Какими средствами пользуется автор, раскрывая внутренний мир героев (монологи, плачи, молитвы и другие художественные средства)?
- Прочитайте похвалу Борису и Глебу. Какую роль играют эти святые, по мысли автора, что они сделали для Русской земли?
- Какое место в этом прославлении занимает идея единства и защиты Русской земли?
- Почему исторические деятели были причислены к лику святых?
- В какие другие памятники древнерусской литературы и с какой целью включался житийный рассказ о Борисе и Глебе?
